Рим жестоко мстил за свой страх и за своё унижение. Дошла очередь и до рабов, которые по приказу Митридата получили свободу, им было приказано вернуться к своим прежним хозяевам. Но многие не хотели возвращаться в прежнее положение, и городские улицы превратились в места сражений между бывшими рабами и свободными гражданами.
Но беды Малой Азии на этом не закончились. Её берега теперь постоянно подвергались пиратским набегам, которые в итоге приняли организованный характер. Это были те самые пираты, с которыми договорился Митридат и которые поддерживали его на море, а после окончания войны оказались предоставлены сами себе. Античные авторы приводят солидный список городов, которые морские разбойники нагло разграбили, невзирая на присутствие в регионе римских войск: «На глазах у Суллы они захватили Наксос, Самос, Клазомены и Самофракию, а святилище Самофракии ограбили они, как считают, на 100 талантов» (Аппиан). Но проконсулу не было дела до бедствий азиатских эллинов, мыслями он был уже в Италии, а потому он не стал принимать никаких мер против пиратов. Сулле очень хотелось, чтобы те, кто предал римские интересы в Азии, продолжали и дальше нести заслуженную кару. Луций Корнелий погрузил армию на корабли и отплыл в Элладу, чтобы оттуда начать переправу на Апеннинский полуостров, оставив Анатолийское побережье на растерзание морским разбойникам.
Что же касается Митридата, то по большому счёту он легко отделался. Вернул Азию, которую захватил у Рима, вернул Вифинию, которую отнял у Никомеда, и возвратил Каппадокию, откуда в своё время изгнал Ариобарзана. Две тысячи талантов контрибуции были для него ничто по сравнению с тем, что он награбил во время войны, было обидно лишь за корабли и Пафлагонию. Но корабли всегда можно построить, благо царь буквально завалил военной добычей казну. Правда, с Пафлагонией было сложнее, поскольку она отошла Митридату по завещанию пафлагонских царей ещё в 105 г. до н. э. и он по праву считал её своей исконной территорией. Ведь когда он вступал в управление этой страной, сенаторы ему и слова не сказали поперек!
Но что примечательно, сами римляне тоже считали, что Митридат не был тогда побежден. Об этом открытым текстом говорил Цицерон в «Речи о Манилиевом законе»: «Наши императоры воевали с этим царем так, что возвращались домой со знаками победы, но не с само́й победой. Справил триумф Луций Сулла, справил триумф по случаю победы над Митридатом и Луций Мурена
[33], оба – храбрейшие мужи и выдающиеся императоры; но они справили свои триумфы так, что Митридат, отброшенный и побежденный, продолжал царствовать». Боевые действия затихли, но проблемы, породившие войну, остались.
Царь тоже понимал, что Дарданский мир – это не мир, а лишь временная передышка, что рано или поздно произойдёт новое столкновение с Римом. Поэтому Митридат практически сразу же начал подготовку к новым битвам и готовился на этот раз куда основательнее, чем к первой войне. Евпатор теперь имел бесценный опыт и не собирался повторять прошлых ошибок.
Пламя над Анатолией (84–74 гг. до н. э.)
Между Первой и Второй…
Война между Римом и Митридатом закончилась, и для царя настало время подводить итоги – а они оказались неутешительными. Как при осаде городов (Родос), так и в полевых сражениях (Херонея и Орхомен), понтийские армии потерпели поражения и понесли большие потери. Все территории, которые были завоёваны на первом этапе войны, были утрачены, часть флота пришлось отдать римлянам, и вдобавок ко всему надо было выплачивать контрибуцию. Но если посмотреть на дело с другой стороны, то получалась, что практически все свои земли, которыми он владел накануне войны, Митридат сохранил. Немного кораблей у него остались, а контрибуция, которую царь должен был выплатить, как уже отмечалось, не шла ни в какое сравнение с тем, что он сумел награбить. И главное, договор в Дардане не накладывал на него никаких ограничений на количественный и качественный состав армии и флота, что очень любили навязывать побеждённым врагам квириты. Достаточно вспомнить Филиппа V Македонского и Антиоха III Великого. Но был и ещё один момент, который мог утешить понтийского царя. Несмотря на то что Ариобарзан вернулся в свою страну, в Каппадокии оставались гарнизоны Митридата, и он пока не собирался их выводить. Словом, всё было не так уж и плохо, как могло бы быть, но тут на царя навалились внутренние проблемы.
Сначала начались волнения в Колхиде, а затем вспыхнули беспорядки на Боспоре, население которого, воспользовавшись внешнеполитическими трудностями Митридата, решило добиваться независимости. И если ситуация в Таврике была довольно понятна, то в Колхиде всё было не так просто, поскольку колхи требовали назначить им правителем Митридата Младшего, сына понтийского царя. С одной стороны, ничего необычного в этом не было, но с другой стороны, настораживало то, что такая просьба подкреплена вооружённым восстанием. Поэтому Евпатор действовал очень осторожно – он отправил сына в Колхиду, а сам пока решил понаблюдать за дальнейшим развитием событий. И едва Митридат Младший прибыл в Колхиду, как смуты прекратились, словно по взмаху волшебной палочки. Это ещё больше насторожило отца и усилило его подозрения. Судя по всему, они оказались не беспочвенными, поскольку царь продолжал наблюдать за сыном и в итоге утвердился во мнении, что «это произошло по плану его сына, желавшего стать царем» (Аппиан). Выждав ещё время, Митридат вызвал сына к себе и распорядился взять под стражу, а затем заковать его в золотые цепи – недостойно царевичу выглядеть простым преступником. Впоследствии Митридат Младший будет казнён.
Закончив с делами на Кавказе, Митридат обратился к Боспору и распорядился строить новые корабли, взамен тех, что были выданы Сулле. Также стал собирать войска, подготавливая карательную экспедицию. Приготовления эти были настолько серьёзны, что вызвали тревогу в Риме, где задумались о том, а не собирается ли понтийский царь взять реванш за поражение в войне? Ситуация усугублялась тем, что Луций Лициний Мурена, которого Сулла оставил в Анатолии с двумя легионами, спал и видел, как бы ему спровоцировать войну с Митридатом и увенчать себя лаврами победоносного полководца. Войска, которыми он командовал, были бывшими легионами Фимбрии, которые в своё время спокойно смотрели, как убивали их командира Флакка, а затем добровольно перешли под командование «частного лица». Легионеры пребывали в твердой уверенности, что они недостаточно поживились в прошлой войне. Желания наместника и его подчинённых совпали полностью. Но в своём намерении развязать маленькую победоносную войну Мурена совершенно забыл об участи Мания Аквилия, которого подобные мысли привели к весьма печальному концу. Однако тут сама судьба подтолкнула римлянина к действиям, поскольку произошло событие из ряда вон выходящее – от Митридата сбежал его лучший стратег Архелай и объявился в римском лагере.
* * *
Архелай вызвал недовольство Митридата не тем, как вёл боевые действия в Элладе, а тем, как вёл себя после их окончания. Это чётко зафиксировал Аппиан: «Он (Митридат) стал подозрительно относиться и к Архелаю за то, что он в переговорах в Элладе уступил Сулле больше, чем было нужно». В источниках нет ни слова о том, что во время войны Митридат обвинял своего полководца за неудачное ведение боевых действий, кроме голословных утверждений Дорилая, которым двигали амбиции, да предположения Плутарха о том, что Суллой «Херонейская битва выиграна нечестно». Митридат прекрасно знал, что поражения при Херонее и Орхомене были плодом коллективного творчества со стороны его стратегов, а потому конкретно ни с кого за них не спросил. Возможно, что чувствовал и свою вину, поскольку в Элладу лично явиться так и не соизволил.
