Обратим внимание на начало цитаты. Учёный грек из Херонеи повторяет ошибку большинства римских историков-патриотов и совершенно отказывает народам востока в таких качествах, как воинская доблесть и ратное мастерство. Для них восток является сосредоточением неги и пороков, где мужчины изнежены и предпочитают предаваться излишествам и наслаждениям вместо воинских подвигов. Но так ли это? Ведь именно эти люди, которые по римским понятиям были абсолютно неспособны проявить себя на поле боя, остановили крутых парней с берегов Тибра, дав сокрушительный отпор этим грабителям народов. В июне 53 до н. э. 9000 парфянских лучников и 1000 закованных в доспехи всадников-катафрактов вдребезги разнесли сорокатысячную римскую армию под командованием Марка Лициния Красса, победителя Спартака. Марк Антоний, прекрасный полководец, используя ресурсы Египта, подготовил новый грандиозный поход против парфян и в 36 до н. э. снова повёл римские легионы на восток. В итоге Антонию с трудом удалось избежать разгрома, и спасти он сумел лишь половину армии.
Но это во времена республики, может, во времена империи что-то изменилось? Не изменилось ничего, и борьба между двумя сверхдержавами Древнего мира шла с переменным успехом много лет. То наступали римляне, то переходили в атаку парфяне. В 224 г. н. э. после свержения парфянской династии Аршакидов к власти в стране приходят персидские Сасаниды. Сменилась вывеска, но не поменялась суть. В 260 г. н. э. римский император Валериан, разгромленный и взятый в плен у города Эдессы, грохнулся на четвереньки перед персидским царём Шапуром. Шахиншах поставил на спину повелителю Рима свой сапог и залез на коня. В дальнейшем он постоянно использовал пленника для этих целей, а когда тот ему надоел, велел содрать с него кожу и набить соломой с навозом. После чего выставил в древней персидской столице Сузах на всеобщее обозрение. Поэтому повторять досужие байки поборников римских ценностей о полной небоеспособности народов востока мне представляется неуместным. Просто там была другая военная организация и другие методы ведения боевых действий.
Вряд ли Митридат всю свою пехоту перевооружил и обучил по римскому образцу, у него было не так уж и много римских военных специалистов. По этому поводу Ганс Дельбрюк сделал очень верное наблюдение: «Нельзя отбросить сразу в большом налаженном войске все старые привычки, взгляды и военные традиции, заменив их без всякой постепенности новыми». Поэтому процесс реформирования армии шёл, но не так быстро и не так легко, как бы хотелось Митридату. В том, что война с Римом неизбежна и на этот раз будет решающей, царь не сомневался. Потому и готовился к грядущим боям особенно тщательно. Аппиан приводит список тех грандиозных приготовлений, которые проводил понтийский царь в преддверии надвигающейся войны: «Остаток лета и целую зиму он заготовлял лес, строил корабли и готовил оружие и собрал в разных местах побережья до 2 000 000 медимнов хлеба. В качестве союзников к нему присоединились, кроме прежних войск, халибы, армяне, скифы, тавры, ахейцы, гениохи, левкосуры и те, которые живут на землях так называемых амазонок около реки Термодонта». Царские уполномоченные и агенты рыскали не только по Азии, они появились и в Европе, склоняя на сторону Митридата племена и народы, которые испытывали недовольство римской гегемонией и ждали только удобного повода, чтобы начать борьбу с ней. Вновь к союзу против общего врага были привлечены бастарны и некоторые из фракийских племён.
Наёмников вербовали везде, благо казна Евпатора ломилась от золота, да и от желающих служить под понтийскими знамёнами отбою не было. Относительно численности армии Митридата данные античных авторов практически совпадают. Плутарх определяет её в 12 000 пехоты и 16 000 всадников, а данные Аппиана не слишком отличаются – те же 16 000 кавалеристов при 140 000 пехотинцев. Правда, он делает небольшую сноску о том, что за главной армией следовала «большая толпа проводников, носильщиков и купцов». Как видим, цифры практически совпадают, и у нас нет никаких оснований отвергать их достоверность.
В очередной раз Евпатор решил воспользоваться услугами пиратов. Но в предстоящей войне на море он собирался использовать их флотилии не в открытом бою против римских кораблей, а для того, чтобы нарушить италийскую торговлю и по возможности подорвать экономику врага. Это ему удалось блестяще: «В то время как римский народ разрывался между битвами в разных землях, киликийцы обрушились на моря и заперли их войной, как бурей, ослабив торговлю, нарушив соглашения между народами» (Флор).
Прологом будущей войны между республикой и Понтом стал поход римлян на Крит, куда пропретор Марк Антоний отправился искоренять пиратство. Самоуверенный римлянин «был так уверен в победе, что вез на кораблях больше оков для пленных, чем оружия» (Флор). Итог такого шапкозакидательства был вполне предсказуем. Римский флот был разгромлен наголову, а сам командующий угодил в плен к пиратам, где и скончался, закованный в цепи, которые сам же и привез.
Обстановка в Малой Азии продолжала накаляться, и никто уже не сомневался, что дело идет к большой войне. Однако в канун начала боевых действий Митридат приобрёл ещё одного неожиданного и сильного союзника. Против Рима выступила Гераклея Понтийская, крупнейший эллинский город в регионе Понта Эвксинского. Конфликт в очередной раз спровоцировали римляне.
Жадность никого не доводила до добра, а для квиритов она стала просто проклятием. «В город пришли откупщики и против обычая политии стали требовать денег, чем повергли граждан в уныние, так как те сочли, что это – начало рабства» (Мемнон). Гераклея – город независимый, и римским откупщикам там было делать абсолютно нечего. Но, тем не менее, они там появились, невзирая ни на какие договоры и соглашения. Однако ситуация в Малой Азии изменилась, и граждане Гераклеи это чувствовали. Вот-вот должна была разразиться война между Римом и Митридатом, и они понимали, что на этот раз остаться в стороне не получится. Придётся выбирать – с кем и против кого? В принципе Митридат им плохого ничего не сделал, а вот римляне… Граждане Гераклеи своими глазами увидели, что несёт им римское господство, а потому очень быстро определились, чью сторону держать. Что же касается откупщиков, то наиболее решительные жители города собрались вместе и перебили всю эту алчную свору: «так что об их гибели никто не узнал» (Мемнон).
Тем временем из Вифинии пришла весть, которая поразила Митридата – его враг, царь Никомед IV Филопатор
[35], умер, завещав своё царство римскому народу. История с Пергамским царством повторялась как под копирку. Однако превращение Вифинии в римскую провинцию представляло серьёзную опасность для Понта. Во-первых, значительно увеличивалась собственно римская территория в Азии, а во-вторых, римляне устанавливали контроль над проливами. Что било по торговым интересам понтийских приморских городов. Но это уже не имело ровным счётом никакого значения, поскольку маховик войны был уже давно запущен и ничто не могло его остановить.
Ну а что же Рим? Неужели «отцы отечества» опять пребывали в блаженном неведении по поводу того, что творилось в Малой Азии, и не предпринимали никаких действий? Предпринимали, и ещё какие! Потому что в сенате точно знали, что рано или поздно война с Митридатом опять начнется. Недаром Марк Аврелий Котта говорил, что война «не умерла, а только задремала» (Плутарх).
