Но Триарий по-прежнему горел желанием вступить в бой с Митридатом. Он знал, что Лукулл наконец-то сдвинул с места свои легионы и теперь вел их на выручку легату. Проведав о том, что римляне осаждены в лагере понтийской армией, легионеры согласились с доводами Луция Лициния и выступили в поход. Поспешили на помощь соотечественникам. Только вот Триарий считал, что в этой помощи нет необходимости, поскольку решил покончить с Митридатом своими силами.
* * *
Ещё стояла ночь, когда Гай Валерий стал выводить из лагеря когорты и медленно выдвигать их в сторону понтийских сторожевых постов. Он рассчитывал захватить врага врасплох, но дозорные вовремя заметили движение в римском лагере и доложили об этом Митридату. Царь распорядился поднимать войска без излишнего шума и готовиться к бою. Евпатор не собирался поджидать противника в лагере, а решил дать сражение на открытой местности. Когда римскому полководцу донесли, что их обнаружили, то он приказал больше не скрываться, а строить легионы и вызывать врага на бой. К его радости, Митридат вызов принял.
Евпатор расположил свои войска классически – в центре пехота, кавалерия на флангах. Заметив, что в тылу легионов находится болото, которое римляне обошли, когда выходили из лагеря, царь решил их в это самое болото загнать. Тяжёлую армянскую конницу он сосредоточил на правом фланге, где и собрался нанести решительный удар. Атаку панцирной кавалерии Митридат решил возглавить лично. Ставки в грядущей битве были высоки как никогда, и Евпатор хотел, чтобы воины сражались с удвоенным рвением, видя царя впереди. Триарий тоже не мудрствовал при построении войск, развернув легионы по привычной для римлян схеме – конница прикрывает фланги, а тяжёлая пехота атакует в центре. Именно на высокие боевые качества легионеров и был главный расчёт Гая Валерия.
Сражение началось с первыми лучами солнца. Римский полководец сразу же послал в бой когорты, решив стремительным натиском опрокинуть врага и быстро закончить дело. Навстречу им, сдвинув большие прямоугольные римские щиты, двинулись ветераны Митридата. Те, кого обучали римские учителя, воины, которые прошли с Евпатором через все превратности войны, но остались до конца преданными своему царю. Подойдя на расстояние броска копья, два строя забросали друг друга пилумами, а затем, рванув из ножен мечи, пошли в атаку. Лавина бегущих римлян столкнулась с такой же лавиной понтийцев, и началась рукопашная – воины рубили друг друга мечами, сбивали ударами щитов на землю, тех, кто упал, затаптывали ногами. Легионы усилили свой натиск, но понтийцы его выдержали и сами пошли вперёд. Глаза римского полководца расширились от удивления, поскольку он и понятия не имел, что кто-то на востоке сможет в прямом бою устоять против легионеров.
Пехота яростно рубилась по всему фронту, упорный бой не ослабевал ни на минуту, и Гай Валерий, видя, что натиск его пехотинцев не привёл к решительному успеху, решил попытать счастья в кавалерийском бою. Он задумал опрокинуть вражеских всадников на флангах, выйти в тыл понтийской пехоте, взять её в кольцо и изрубить. Правда, для этого надо было разбить армянскую конницу, но Триарий знал из рассказов очевидцев, как легко громили её солдаты Лукулла. Но он не учёл, что этих кавалеристов подготовил лично Митридат и он же их возглавлял, а это дорогого стоило.
Над рядами римских всадников пропела труба, и они пошли в атаку, постепенно разгоняя коней. Впереди ярким светом полыхнуло от блестящих доспехов царских кавалеристов, когда воины скинули плащи, которыми они прикрывали панцири от палящих лучей солнца. Грохотали понтийские барабаны, ветер развевал знамёна Армении и Понта. Взяв копья наперевес, волны тяжелой кавалерии пошли вперёд, прямо на строй идущей в атаку римской конницы. Впереди сверкающего сталью кавалерийского клина, на огромном боевом коне, мчался закованный в блестящие доспехи чернобородый гигант, за плечами которого развевался пурпурный плащ. В руке он сжимал тяжёлую сарматскую пику. «Митридат! – ревели идущие в атаку царские всадники, – Митридат!» – гремело над равниной грозное имя царя, которое понтийские солдаты превратили в свой боевой клич.
Строй панцирной кавалерии под командованием Евпатора ударил в ряды римской конницы и разнес их вдребезги. Сотни всадников попадали на землю, пронзённые армянскими копьями, а тех, кого просто сбросили с коней, моментально затоптали. Боя не получилось, римляне стали поворачивать лошадей и обращаться в бегство, не обращая внимания на отчаянные крики командиров. Видя бегство вражеских всадников, Митридат отправил за ними в погоню лёгкую конницу, а сам повёл отряд тяжёлой кавалерии во фланг отчаянно сражающимся римским когортам. Легионы оказались между молотом и наковальней. От слаженного удара ведомых царём всадников во фланг римский строй рухнул и легионеры обратились в бегство, в панике бросая оружие.
Но уйти им не дали. Зажатых с двух сторон римлян оттеснили к болоту, где начали безжалостно рубить стоявших по колено в грязи и жиже легионеров. Митридат выехал из этой бойни и повёл своих всадников по равнине, преследуя убегающую вражескую кавалерию. Но волею случая оказавшийся рядом с ним центурион рубанул царя по незащищённому бедру мечом, поскольку не сумел поразить в спину, прикрытую доспехами. Евпатор повалился с коня, а его друзья, окружив римлянина, поразили его копьями и затоптали конями. Подхватив истекающего кровью Митридата, телохранители понесли царя в тыл. В данной ситуации понтийские стратеги проявили себя не с лучшей стороны и остановили преследование врага, чем вызвали немалое смятение в войсках. И пока понтийцы пребывали в беспорядке и смятении, выясняя, что же произошло, римляне развили такую прыть, что вскоре покинули поле боя. Слух о том, что Евпатор ранен, распространился среди воинов. Столпившиеся на равнине солдаты требовали показать им царя, и как только врач Тимофей остановил кровь, Митридат с возвышенности явил себя армии. В гневе он обрушился на полководцев, упрекая их в том, что они напрасно остановили погоню и позволили римлянам бежать. Вновь развернув боевые порядки, Митридат повёл свою армию через заваленную телами равнину на штурм вражеского лагеря. Но подойдя к распахнутым воротам, понтийцы с удивлением обнаружили, что за ними никого нет, потому что сыновья волчицы в панике бежали, оставив всё своё добро в руках победителей.
* * *
Такого сокрушительного разгрома республика не знала давно. В битве при Зеле было убито 24 трибуна и 150 центурионов, т. е. практически весь средний и младший командный состав остался лежать на поле боя. Аппиан справедливо заметил, что «такое число начальников редко когда погибало у римлян в одном сражении». По сообщению Плутарха, легионеров полегло более семи тысяч человек, а это действительно очень большие потери для Рима. Обычно сыновья волчицы отделывались малой кровью. Но самое интересное было дальше. Дело в том, что никто из римских полководцев не озаботился устроить павшим легионерам достойное погребение. На протяжении трёх лет они так и пролежали незахороненными, пока не пришёл Великий Помпей. «Найдя еще не погребенные тела тех, кто пал во главе с Триарием в несчастном сраженье с Митридатом, Помпей приказал похоронить их всех с почетом и пышностью (это упущение Лукулла, видимо, особенно возбудило против него ненависть воинов)». Как видим, Плутарх вполне конкретно говорит о том, что был убит и Гай Валерий Триарий. Но это в биографии Помпея. В жизнеописании Лукулла Плутарх утверждает прямо противоположное, рассказывая о том, что Гай Валерий остался жив и проконсул прятал его от разъярённых солдат. Как совместить эти два сообщения, я не знаю. Но если Триарий действительно был убит, то это ещё больше усугубляло ситуацию в регионе, поскольку погиб человек, который в отсутствие Лукулла отвечал за оборону Азии.
