— Видишь вон тот черный лимузин? — сказал цепкорукий, указывая на «кадиллак», стоявший у противоположной стороны улицы. — Подойдешь к задней левой дверце, постучишь вот так точка, тире, тире — откроешь дверцу. сядешь и тебя повезут.
В два часа ночи Маркетти поднялся в лифте на четвертый этаж небольшого дома в северной части Манхэттена. «Отсюда пять минут ходьбы до особняка мистера Парсела», — отметил про себя Маркетти. Когда он вышел из лифта, то увидел перед собой коридор, мягко освещенный скрытыми лампами. На диванчике, широко расставив ноги, сидели двое. не обратив никакого внимания на Маркетти (Дик прекрасно знал, что это его впечатление обманчиво), они продолжали пить пиво из маленьких пузатых бутылок. В конце коридора была одна дверь. Войдя в нее, Маркетти оказался в крохотной гостиной. Из нее выходило две двери, и он не знал, в какую ему нужно идти. Он остановился в раздумье. Вдруг отворилась левая дверь и из нее выкатился коротышка, одетый в безукоризненный вечерний костюм.
— Оружие сдать, — хрипло скомандовал он. Маркетти не спеша достал пистолет, протянул его.
— Давай второй, — грубо потребовал коротышка. Маркетти молчал. Тогда коротышка стал бесцеремонно его ощупывать. Делал он это профессионально, и хотя Маркетти было неприятно прикосновение его рук, он не мог не отметить про себя похвальное умение коротышки. — Так бы и сказал, что второго не захватил, — примирительно произнес коротышка. Время бы зря не теряли. Иди, тебя ждут, — и он подтолкнул Маркетти к правой двери.
Маркетти вошел в довольно большую комнату. Все ее освещение составляла одна большая свеча. Пламя колыхнулось и замерло. Прямо перед собой Маркетти увидел человека среднего роста, сухощавого, одетого в элегантный темный костюм. По бокам от него сидели двое. Они глубоко откинулись на диван и лица их было плохо видно.
— Здравствуйте, Маркетти. И садитесь, — сухощавый произнес это мелодичным баритоном и округлым жестом указал на кресло, тонувшее в полумраке.
Маркетти сел справа от дивана. перед ним оказался маленький столик. Стена напротив представляла собой картину или ковер. «Какая великолепная многоцветная абстракция!» — подумал Дик, не в силах оторвать от нее взгляд. Разноцветные круги, переходившие один в другой, накладывались на такие же разноцветные четырехугольники. Все линии входили одна в другую, нигде не разрываясь, нигде не завершаясь.
— Лабиринт жизни, не правда ли? — мягко заметил сухощавый. — Он безвыходен, ибо смерть есть продолжение жизни.
— Иногда более желанное, чем жизнь, — проговорил сидевший слева.
— Гораздо более желанное, — поддакнул сидевший справа и отрывисто захохотал. Сухощавый мельком бросил на него взгляд. Хохот тут же прекратился.
— Надеюсь, будет у нас когда-нибудь время поговорить и о живописи, сухощавый прошелся по комнате, остановился рядом с Маркетти. С минуту он разглядывал Дика, потом вернулся к дивану, сел. — Мы довольны вами, Маркетти. В ЦРУ пока подозрений на тот счет, что вы наш человек, нет.
— Надо, чтобы они и не появились, — строго сказал левый.
— Синьор Маркетти давал подписку о том, что у него не может быть провала. То есть, у него — живого, — сказал правый и коротко хохотнул.
Сухощавый вновь посмотрел с досадой на правого, пояснил Маркетти: — «Этот смех у него нервный. Несколько войн прошел».
Маркетти слышал о Смеющемся Джиме, одном из самых страшных людей в «Коза ностра».
— К делу, господа. У нас ровно две с половиной минуты. Итак, поручение ЦРУ вы выполняете успешно, — сухощавый потер левую щеку ладонью, словно разгоняя застывшую кровь. — Мы даем вам щепетильное задание. Необходимо разработать в деталях план физической ликвидации Джона Кеннеди. Поручается это еще двум членам организации. Будет принят и осуществлен лучший план. Срок — три недели.
— Вас не удивляет задание? — спросил левый.
— Для своего круга Кеннеди достаточно «розовый», — подумав, заметил Маркетти. — Его взгляды…
— Для своего круга? — оборвал его левый. — Для всей Америки, кроме десятка-другого комми!
— С…ть я хотел бы на его взгляды! — взорвался правый. — Из-за его нерешительности и пассивности мы ежегодно теряем двести пятьдесят миллионов долларов только на одной Кубе! он вновь хохотнул и смолк.
— Мы не хотим повторения Кубы ни у нас под боком, ни на самом краю этого света, — вкрадчиво проговорил сухощавый. Кратчайший путь к этому ликвидация таких, как Кеннеди. Ждем вас через три недели.
— Господа, — Маркетти подошел к выходной двери, повернулся к сидевшим в комнате, — благодарю за оказанную мне честь. Надеюсь, организация будет мною довольна.
— Да поможет вам Бог!
Глава 25
Совещание
Теперь Виктор Картенев засыпал и просыпался с мыслью об отпуске. На его заявлении Бенедиктов написал: «Предоставить сразу после пуска первой очереди Бхилаи». И Виктор считал дни и часы. На работе он забывал обо всем. Но тем тяжелее было вечерами. Виктор часами пропадал на теннисном корте, волейбольной площадке, у биллиардного стола, ходил в гости, ездил в кино.
И чаще, чем прежде, обращался к своему дневнику.
«Из дневника Виктора Картенева:
„…Сейчас пять часов дня. Я уже, как обычно, пообещал, немножко отдохнул, поплескался в бассейне. Впрочем, вода в нем такая теплая, что не освежает тело.
Можно, пожалуй, сказать, что период акклиматизации кончился и я вошел в нормальную рабочую колею.
Как строится мой день?
Встаю в полвосьмого, и — не совсем еще продрав глаза бегом в бассейн. Бритье, завтрак — и к девяти я уже в посольстве. Залпом проглатываю пять-семь газет. Их в Индии сотни. но я смотрю только ведущие газеты на английском языке и составляю ежедневный обзор их. В общем-то они принадлежат трем-четырем крупнейшим монополиям страны. Влиятельных левых газет мало — по пальцам можно пересчитать. Их финансовое положение тяжелое, зачастую просто плачевное. При объеме сорок-шестьдесят полос и тираже тридцать-пятьдесят тысяч экземпляров, ежедневная крупноформатная газета должна иметь в своем штате не менее сорока-шестидесяти человек. А поступлений от продажи газеты едва хватит на содержание одного главного редактора. Я уж не говорю о стоимости бумаги, которая здесь страшно дорога.
Основной доход газетам и журналам дает реклама. Но ведь через сколько мытарств надо пройти, прежде чем ее получишь! Да и какие монополии заинтересованы в том, чтобы давать коммерческую рекламу коммунистической или левой прессе? Вот и получается, что одни газеты задыхаются от рекламы она вытесняет с их полос добрую половину информации, статьи, очерки; а другие, не имея ее, вынуждены жить под вечной угрозой разорения и постоянно организовывать сбор средств для обеспечения своего существования.
Есть промежуточная категория так называемых „независимых“ газет и журналов, которым приходится заигрывать то с левыми, то с правыми, чтобы при подведении баланса получилась некая объективность.
