Ларри Саливан сгорбился, обмяк. Он отпил глоток бургундского из своего бокала. Вино показалось ему прогорклым.
— Я еще не чувствую себя стариком, Джерри, — уныло пробормотал он и попытался улыбнуться.
— Человеку не столько лет, на сколько он себя чувствует, а на сколько он работает, — Парсел похлопал Салливана по плечу в знак примирения. Забудем этот разговор. Надеюсь, у нас с тобой в будущем будут лишь приятные поводы для того, чтобы вспоминать о нашем возрасте.
— Как, например, трехмесячный юбилей Джерри Парсела-младшего! Салливан поднял свой бокал, поймал на себе благодарный взгляд Парсела. «На сей раз, кажется, пронесло, подумал Ларри. — Ненасытен наш Джерри. И чуть что не так — в любой миг готов вступить на военную тропу. И стирать все препятствующее и всех препятствующих в порошок. В пыль!»
Вернувшись после ленча в офис, Джерри вызвал Дика Маркетти. Тот появился, как всегда бесшумно и как всегда ослепительно улыбаясь. Какое-то время Джерри пристально разглядывал стоявшего перед ним итальянца. Потом сказал:
— Вы не забыли, дик, что вы брали неделю отпуска, чтобы съездить к больной тетке в Калифорнию?
— Разумеется, сэр. Не забыл и благодарен.
— Но, насколько мне помнится, вы не рассказали, что же все-таки было с теткой? Она выздоровела?
— Нет, сэр. Она умерла.
Парсел внимательно посмотрел на своего секретаря, вздохнул негромко:
— Мои соболезнования, Маркетти.
— Благодарю, сэр.
— Кстати, если мне не изменяет память, ваша поездка туда совпала по времени с убийством Джона Кеннеди.
— Да, сэр. Эта кровавая трагедия разыгралась именно тогда.
— И как на нее реагировала Калифорния?
— Это было искреннее горе миллионов, сэр.
«Пока еще, слава Богу, этот любитель чужих жен не навлек на себя особых подозрений, — думал Джерри. — Ближе всех к нему подошла моя любимая дочь. В чем в чем, а в настойчивости и даже определенном умении Беатрисе не откажешь. Она почти вышла на след Маркетти. за мои же деньги подкупила парня из „Коза ностра“. По предположению Ларссона, встреча, во время которой ей будут переданы данные на Маркетти и даже фотографии, сделанные в тот момент, когда он стреляет в Джона, произойдет послезавтра. Итак, угрожающе опасны эти двое: Маркетти и парень из „Коза ностры“. Жаль, такие молодые, такие сильные, такие красивые».
Отпустив Маркетти, Джерри вызвал Ларссона.
— Я думаю, — сказал Парсел, просматривая какие-то бумаги, лежавшие перед ним на столе, — что встреча этого парня из «Коза ностра» с моей дочерью не должна состояться. И без того я уже потерял сто тысяч долларов, которые она вручила ему как задаток. Впрочем, это потеря материальная, с ней можно как-то примириться. Моральные издержки могут быть гораздо хуже.
— Она не встретится с ним больше, — спокойно заметил Ларссон. Сегодня же руководители «Коза ностра» узнают о предательстве этого парня.
Джерри поморщился, словно ему причинили физическую боль:
— Мне жаль этого парня. Я знаю, какие страшные, какие немыслимо страшные вещи происходят вдруг с нелояльными членами «Коза ностра». Или сварят живьем в кипящем масле, или бросят в клетку с голодным тигром… Ужасно!
— А вы не думаете, сэр, — осторожно сказал Ларссон, что Ричард Маркетти может невзначай проболтаться или… что-нибудь в этом роде?
— Вы же сами говорили, что он имеет отношение не только к «Коза ностра», но и к ЦРУ?
— так оно и есть на самом деле, сэр.
— Любитель чужих жен вдвойне опасен, — в раздумьи произнес Джерри. И, обращаясь к Ларссону: — Маркетти — моя головная боль. И заниматься им буду я лично.
Вопреки своим опасениям, Маркетти спал хорошо. Его не мучили кошмарные сновидения, не донимала пытка бессонницы. Но спустя две недели после его поездки в Даллас, Дика стали преследовать странные галлюцинации. Если он долго смотрел в одну точку, или на один предмет, или на одного человека, ему являлось видение: мужской череп, разваливающийся пополам, отскакивающие от него осколки розовых костей и кровь. Все это в его сознании не ассоциировалось с Джоном Кеннеди. Это была абстрактная голова, абстрактные осколки, абстрактная кровь. Лишь сегодня, выйдя от мистера Парсела после их разговора о поездке Дика в Калифорнию, он впервые явственно вспомнил предсмертный взгляд Кеннеди. «Черт возьми, неужели он узнал меня тогда? — думал Маркетти, стремясь унять внезапную дрожь. Конечно, он видел меня много раз, но узнать на таком расстоянии человека… Какой ужасный был у него взгляд: молящий о пощаде, ненавидящий, проклинающий. Я молодец, что не смалодушничал в последний момент. В конце концов, я выполнял свой долг перед организацией, перед государством, в котором развелось опасно много всяких левых, перед Америкой. Об одном прошу тебя, великий Боже — не дай мне более испытания этим взглядом, когда я встречусь с Джоном Кеннеди на том свете. Уж лучше попасть в Девятый Круг Ада, чем это».
В первые дни после возвращения в Нью-Йорк Маркетти с замиранием сердца слушал радио и смотрел телевизионные новости: «Вдруг напали на след?». Однако долго ли может находиться в состоянии сверхнапряжения в этом сумасшедшем мире обычный человек (пусть даже с хорошо тренированной психикой и готовый к любым стрессам)? И вот уже Маркетти слушал лишь первый утренний и последний вечерний выпуски, да и свежую газету брал в руки все спокойнее и ленивее. «Как хорошо, что у меня два хозяина. И деньги двойные, и безопасность обеспечена вдвойне. Как умело, как ловко и как четко следствие было пущено по ложному следу», — думал Дик, направляясь вечером в свой гостиничный номер. Шел тот непоздний предвечерний час, когда Восьмая авеню была заполнена людьми и машинами. Прошла группа оживленно беседовавших о чем-то мужчин. Шутки, смех. Натолкнулась на Маркетти бедром молодая, приятная мулатка. «Сэр! Не желаете ли выплатить компенсацию за нанесенное телесное повреждение? Тариф весьма умеренный. И гнездышко имеется». «Ты очень мила, крошка, да времени нет», — меланхолично заметил Маркетти, легонько ущипнув мулатку за зад.
«Там же на месте схватили наркомана, этого бедолагу Освальда, у которого случайно оказалась в руках винтовка, удовлетворенно вспоминал Дик. — Скорее всего, подсунули, воспользовавшись состоянием почти полной невменяемости. И вот он уже объявлен убийцей Джона Кеннеди, врагом нации, великим извергом. Его бросают в тюрьму, где через неделю его приканчивает его бывший приятель. А этого, в свою очередь, отправляет на тот свет полицейский, якобы обороняясь от нападения преступника. ловко сработано! Наверняка, целый синклит занимался разработкой многочисленных возможных вариантов».
Маркетти вспомнил, как он был приятно поражен, обнаружив среди утренней почты пакет на свое имя. В нем лежал чек на довольно приличную сумму — сто пятьдесят тысяч долларов. В сопроводительном письме, напечатанном на бланке известной адвокатской калифорнийской конторы, говорилось, что «эта сумма причитается мистеру Ричарду Маркетти за реализацию наследства его родной тетки, урожденной синьорины Катарины Маркетти, осуществленную по его личному указанию». Дик даже прихлопнул в ладоши: «До чего же все ловко сработано!». Его родная тетка, урожденная синьорина Катарина Маркетти, умерла пять лет назад в богадельне под Турином.
