Когда она пришла в театр, прогон пьесы уже начался. Это было абстрактно-нудистское творение, и спектакль, как решила про себя с первых же сцен Беатриса, был обречен на несомненный провал. Кто-то за кем-то носился, кто-то кого-то поддразнивал, кто-то над кем-то подшучивал. Затем все дружно раздевались, оставаясь в одном нижнем белье, а главный герой голышом бегал по сцене, прикрыв срамное место руками и крича во всю глотку:
— Да здравствует никому не нужное Ничто!
Во втором акте по ходу пьесы происходил пожар, все энергично лили воду на сцену и за кулисы. Победив стихию, сидели на полу и громко пели: Одноглазая дама прикрылась вуалью. А вы ели рагу из носорога?..
Бархатистый перезвон миниатюрного «Биг-Бена» на столе Парсела отзвучал четыре раза, когда Беатриса входила в кабинет отца. он сидел за столом и отдавал по телефону какие-то распоряжения. Глазами улыбнулся дочери и продолжил разговор. Беатриса не спеша прошлась вдоль левой стены, по которой тянулись застекленные полки, сплошь уставленные книгами. Многие из них были выдвинуты из сплошных рядов своих собратьев, во многих виднелись разноцветные бумажные закладки. «Когда отец только успевает работать с этим несметным собранием человеческого интеллекта?» — Беатриса наугад открыла одну из полок, достала книгу в белом кожаном переплете. Это были «Приключения Гекльберри Финна» Марка Твена. Она открыла одну из закладок и прочитала на полях надпись, сделанную беглым отцовским почерком: «Это одно из самых мерзких творений в американской литературе! Жечь, беспощадно жечь нужно подобные сочинения. они воспитывают терпимость ко всяким цветным выродкам, от которых столько бед в нашей бедной Америке». Беатриса поставила Твена на место, медленно закрыла стеклянную дверку. Сделав несколько шагов, нашла рукой на одном из стеллажей едва заметную кнопку, прикоснулась к ней. Стеллаж бесшумно раскрыл створки, и Беатриса прошла в розовую ванную, быстро раздевшись, с разбега нырнула в довольно большой и глубокий мраморный бассейн. Вода была приятная, прохладная. «Мой отец ненавидит Твена, — думала она горько. — Твена может ненавидеть только очень скверный человек. И за что? За сострадание и любовь к ближнему. Боже, как мало я знаю собственного отца».
Когда она, освеженная, вернулась в кабинет, Джерри, надев очки — что бывало редко — внимательно читал какие-то бумаги.
— Ты меня зачем-то звал, папа? — резко сказала Беатриса, подходя к столу и усаживаясь в кресло. — У меня в пять часов важное свидание, до места добираться минут двадцать. Так что в моем распоряжении…
— Я тебя долго не задержу, — отрываясь от бумаг и бросив взгляд на часы, проговорил Парсел. Он встал, прошелся по комнате, сел в кресло напротив дочери. — До меня дошли слухи, не скрою — приятные, что ты несколько охладела к своему индийскому другу.
Беатриса молча налила себе стакан апельсинового сока, молча пила. Изучала взглядом желтую жидкость.
— До меня также дошли не менее приятные слухи, — продолжал Джерри, что ты и Бобби Кеннеди — неразлучная пара.
— Ты пригласил меня для того, чтобы разделить со мной эти слухи? Беатриса вздернула правую бровь, посмотрела отцу в глаза.
— Отнюдь нет, — Джерри подошел к бару, взял было стакан, подержал его в руке, поставил на место. — Я решил объявить тебе, что если ты решишь выйти замуж за Бобби, ты будешь самая богатая невеста Америки. И готов зафиксировать это письменно. Хоть сейчас.
— Ты поделился со мной слухами, — заговорила Беатриса, сложив руки на груди и глядя на отца исподлобья, — я поделюсь с тобой.
«Девчонка впервые в жизни позволяет себе в разговоре со мной подобный тон, — улыбаясь, тревожно думал Джерри. — Девчонка, которая унаследовала и мой характер, и мой ум. девчонка, которую я обожал с пеленок, ибо всегда видел в ней самого себя».
— Но сначала о Раджане. И о Бобби. Я, только я виновата в том, что произошло между мной и Бобби Кеннеди. Но ведь он оказался в нужном месте и в нужное время по твоей подсказке. Да-да, по твоей. Я никогда, слышишь, никогда не стану женой Бобби. И плевать мне на то, что я не буду самой богатой невестой Америки. Я люблю Раджана. И всегда буду его любить… если переживу все происшедшее.
Теперь о другом. Говорят, что заговором против Джона Кеннеди руководил крупнейший магнат Северо-Запада. Говорят, что им были куплены люди «Коза ностра», ФБР и ЦРУ.
— Кто же это? Я его знаю? — на губах Джерри держалась все та же неопределенная улыбка.
— О, ты знаешь его слишком хорошо, — зло проговорила Беатриса. Пожалуй, лучше всего на свете.
— Да?
— Говорят, что он — это ты, папочка!
Наступила пауза, во время которой Беатриса исподволь наблюдала за отцом. А он сел, поставил локоть на колено, опустил на руку подбородок, долго смотрел в пустой стакан. резко поднялся, наполнил стакан водкой и, повернувшись к дочери, вдруг расхохотался — громко, безудержно. Беатриса недоуменно нахмурилась.
— Ха-ха-ха!! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! — грохотал Джерри, да так, что у него на глазах выступили слезы. И, отсмеявшись, хрипло произнес: — Говорят, в Нью-Йорке объявился Люцифер. Может быть, это тоже — я? Как ты считаешь?
— Я совсем не шучу, — сжала губы Беатриса.
— И впрямь — не до шуток, — согласился Джерри. — Какие-то безответственные негодяи обвиняют твоего отца в организации покушения на его лучшего друга, а ты, наплевав на то, что все это — злобная и бездоказательная клевета, принимаешь их сторону. Поистине, незавидная доля быть отцом безоглядно доверчивой дочери. Более того, оказывается, я соединил тебя против твоей воли — с человеком, которого ты не любишь. Я совершил моральное насилие над собственной дочерью. Боже милостивый, более жестокое и беспощадное обвинение невозможно придумать!
Беатриса усмехнулась, нетерпеливо взмахнула рукой: «Хватит, достаточно слов». Она вспомнила то, о чем уже не раз думала. Когда ей и Раджану казалось, что они вот-вот коснутся реальных нитей, которые приведут их к настоящим участникам заговора, эти нити вдруг обрывались чьей-то невидимой, могущественной рукой. Вспомнила она и о том, что ее отец, Джерри Парсел, неоднократно и упорно отговаривал ее от поиска этих нитей, предостерегал и даже запугивал — разумеется, заботливо и невзначай всяческими опасностями, которые подстерегают излишне настырных дилетантов. Устало проговорила:
— Сегодня, наконец, я узнаю правду. В пять часов мне передадут документы, которые прольют достаточно света на всю эту жуткую и грязную историю. Мне пора, отец. Я еле-еле успеваю.
Джерри нажал кнопку дистанционного управления, загорелся телевизионный экран. Видимо, регулятор громкости стоял на пределе мощности, так как весь кабинет захлестнул бас диктора:
— Передаем последние известия. Ваш комментатор — Юзеф Дохерти. Полтора часа назад был зверски убит нью-йоркский агент ФБР Джеймс Брюс. Он был связан с охраной Джона Кеннеди, а позднее принимал непосредственное участие в расследовании обстоятельств его убийства. Соседка Брюса, случайно вернувшаяся домой с работы немного ранее обычного времени, услышала, как в его квартире раздались одиночные выстрелы, а потом две автоматные очереди. Полиция, прибывшая через пять минут после ее телефонного звонка, вынуждена была взломать дверь. Изрешеченный пулями труп Брюса был облит бензином и подожжен. Преступники скрылись…
