Когда начинался этот выпуск теленовостей, Беатриса уже открыла дверь и собиралась покинуть кабинет. Однако, услышав начало сообщения об убийстве Джеймса Брюса, вернулась в свое кресло. Убитый был именно тем человеком, с которым у нее предстояла встреча. «Это как рок» — в изнеможении прислонившись головой к спинке кресла, думала Беатриса. — «Беспощадный, неумолимый рок». Сквозь слезы отчаяния и бессилия она увидела, как в глазах отца вспыхнул торжествующий блеск. она хорошо знала этот блеск, помнила его и в детстве, и в отрочестве, и в юности. Он всегда означал победоносное торжество — над конкурентом, обстоятельствами, всем, что хоть в малейшей степени пыталось противостоять ему — Джерри Парселу.
Она дождалась, пока просохнут ее глаза, совсем просохнут, чтобы он не видел и малейшего следа слез. Встала, подошла вплотную к отцу, сказала, глядя не в глаза, а в переносицу:
— Прощайте, мистер Парсел. Вы можете считать, что у вас больше нет дочери!
И бросилась вон из кабинета, прочь от самого любимого на свете человека, прочь от самого ненавистного на свете человека. В лифте она оказалась единственным пассажиром и дала волю слезам. И пока на указателе мелькали цифры этажей, Беатриса яростно била кулаком по стенке кабины, выкрикивая в отчаянии:
— Предатель! Убийца!
Началась программа мультипликационных фильмов. Знакомые с детства герои сменяли друг друга, бушевало пиршество красок. Джерри машинально смотрел на экран, машинально улыбался. «Неужели это серьезно? — думал он. И хотя, зная характер своей дочери, он понимал, что это действительно серьезно, сердцем он не хотел принять эту печальную истину. — Что ей в политике? Зачем она ей? Наш мир слишком сложен и жесток, слишком коварен и груб, чтобы женщина подставляла свою плохо защищенную душу подо все его возможные удары. Конечно, она вернется. Кончатся деньги — и вернется. только в будущем не следует ей давать поводы для подобных сцен. Да и какой я ей дал повод — улыбнулся?»
В глубине души Джерри понимал, что Беатриса не вернется. Но он не мог сейчас согласиться с этой мыслью, откзывался ее принять. Он не был готов к ней, да и вряд ли когда-либо будет. Он видел, понимал, знал. что Беатриса была повторением его самого — только в ином облике. И он любил ее безмерно, не сознаваясь даже самому себе, что в ней любит себя. Себя, Джерри Парсела, свое продолжение, свое бессмертие. Он обожествлял Джерри-младшего, был безмерно благодарен судьбе и Рейчел за то, что они подарили ему на склоне лет сына. Но что еще из него получится? А Беатриса — это ведь уже взрослый человек, слепок его ума, его энергии, его воли. «Вернется! успокаивал себя Парсел и молил об этом Бога. — Господи! шептал он, закрыв глаза. — Сделай так, чтобы моя девочка опомнилась. И так на ее долю выпало в последнее время много испытаний.
Ушла Маргарет.
Потом приключилась эта нелепая любовная кутерьма с цветным. Раджан-младший — вовсе не плохой малый, но пусть он лучше крутит любовь с такими же как и он — темнокожими.
Теперь — Джон Кеннеди, который и на том свете не оставляет мою девочку в покое. Может, по прошествии времени она поймет, что он совсем не тот человек, который нужен сегодня Америке. А сейчас… Сейчас ей свой ум не вложишь. Сейчас она готова возненавидеть родного отца за то, что он всячески оберегает ее же собственные интересы».
Несколько раз на экране внутреннего видеофона возникало изображение дежурного секретаря. Парсела срочно требовал к телефону крупнейший банк Женевы. Ему звонил Государственный секретарь. Просил о немедленной аудиенции нефтяной король из Техаса. Джерри ничего не видел и не слышал. Он молился и верил во всесилие своей молитвы.
Однажды в детстве мать взяла его на похороны дальнего родственника. Джерри видел дядю Билла лишь раза два. Это был исполинского роста мужчина, с пышными усами, с сильными и крупными руками, привыкшими к работе на земле. «Что это?» спросил Джерри шепотом у матери, показывая пальцем на невысокий сосуд, который готовились замуровать в нишу. «Это дядя Билл», ответила мать. Мальчик был потрясен — от такого огромного тела осталась жалкая горстка пепла! Дома он долго допытывался у матери, действительно ли после смерти человека остается его душа, действительно ли она вечна. Ночью мать проснулась, разбуженная его плачем. «Джерри, мальчик мой, что с тобой?» «Ты не сказала, есть ли у меня душа, такая же бессмертная, как у дяди Билла? Я тоже хочу жить вечно!» — всхлипывал он. Пораженная ходом его мыслей, более присущих старому человеку, чем семилетнему мальчугану, мать взяла его в свою постель, успокаивала: «Все живое бессмертно — и люди, и собаки, и коровы. И, конечно, ты, мой мальчик».
Джерри редко всерьез обращался к Богу. Причиной таких обращений были, как правило, особо большие потери или реальная опасность таких потерь: потери денег на бирже, потери близких. Сейчас был именно такой случай: Джерри почувствовал, что он теряет Беатрису. Как хорошо знать, что есть кто-то могущественный, кто может отвести беду, исполнить любую просьбу. Надо только очень верить и очень просить. В такие минуты Джерри всегда вспоминал сосуд с прахом дяди Билла и голос матери: «Верь и молись!».
«Я не прошу ничего сверхъестественного, Боже, лишь то, чтобы плоть от плоти моей, дочь моя осталась со мной. Я в жизни все видел, все испытал и готов предстать перед твоим судом и нести за все ответ. Но я хочу, чтобы в последний мой час на земле Беатриса была подле меня, Беатриса любила бы меня, как прежде! И чтобы Рейчел и Джерри-младший тоже были рядом со мной. Вот и все, о чем я прошу, молю тебя, великий Боже!».
Вечером Джерри отправился на бейсбольный матч, один из центральных в сезоне. Но и любимое зрелище не развеяло его смятенных дум. Приехав домой, он тотчас связался по телефону с Рейчел, которая гостила с Джерри-младшим во Флориде у Джекки Кеннеди.
— Как ты себя чувствуешь, любимый? — услышав такой теплый, такой домашний голос Рейчел, Джерри почувствовал, что к нему возвращается утерянное за этот тяжелейший день успокоение.
— Все под контролем, — ответил он весело, употребив выражение, которое он любил в молодые годы. — Все под контролем.
— А у нас новость! — поспешила сообщить ему Рейчел. Джерри-младший сказал свое первое слово.
— Что же это было? — спросил Джерри и почувствовал, как у него почему-то екнуло сердце.
— Он сказал: «Дэдди»! — счастливо смеясь, выкрикнула Рейчел. — Он сказал: «Дэдди»!
Бесконечно прекрасен наш свет, бесконечно справедлив наш Бог!
Глава 41
Отрывок из позднего романа Хью Уайреда
[10] «Найти и убить»
Третий день Билл Траппи рыскал по тростниковым зарослям. С раннего утра до позднего вечера он и еще пять наемников искали мексиканцев, которые пытались перейти границу. «Работу они, видите ли, ищут, проклятые свиньи! думал Билл, с ожесточением размахивая мачете. — Из-за этих цветных ублюдков белых американцев выбрасывают на улицу. Чем их будет меньше на свете, всех этих черных, желтых и всяких прочих, тем меньше будет проблем у настоящих людей». Сапоги громко чавкали в воде и грязи; то и дело чертыхались наемники, пытаясь отогнать от себя тучи москитов; исхлестанные в кровь лица осаждал рой мух. Наконец вышли на сушь. Это была небольшая поляна, едва возвышавшаяся над уровнем реки. «Привал»! хрипло объявил Траппи и повалился на траву. Его товарищи последовали его примеру. Билл лежал на спине и смотрел в безоблачное небо. «Надо во что бы то ни стало поймать этих ублюдков, — думал он. — Джек Бассет обещал хорошую цену за каждого из них. Он их будет держать на своих плантациях пять, шесть лет, пока не выжмет из них все соки. Пока они не сдохнут. лучше и дешевле работников и не найти. Рабы!». Он достал банку пива и медленно выпил все до последней капли.
