Ему вдруг захотелось, чтобы сейчас, сию же минуту исчезли все эти люди, вся эта никчемная суета, все эти нелепые шумы, голоса, звуки. Вот оно, солнечное, теплое утро где-то под Москвой, густой лес, ласковая лужайка, он несет приникшую к нему Анку на руках, спотыкается, падает, они хохочут вместе, он целует ее, он тонет, тонет, тонет в прозрачном, прохладном лесном озере. Вот и дно песчаное видно, и рыбки золотистые играют, и так светло, отрадно, трепетно. И вода, вода на щеках и ладонях. Или это смешались ее и его слезы радости, слезы любви, слезы легкие, как летний дождь? До этого озера ведь еще идти и идти…
— Господин Картенев, несколько слов для прессы.
Какой голос, какой очень знакомый голос! Виктор обернулся. Перед ним стояла Беатриса Парсел.
— Извините, если я разрушила ваше мысленное путешествие куда-то очень далеко, — она смотрела на него изучающе.
— Нет, я вполне здесь, с вами, и очень рад встрече. Сейчас я познакомлю вас с женой. А где Раджан?
— Раджан по заданию своей газеты знакомится с Гарлемом.
Я по заданию своей — с таинственной русской душой, путь к которой лежит через желудок.
— Этот путь к сердцу, по-моему, — вступила в разговор Аня. — С душой посложнее.
Задание редакции являлось предлогом. Беатриса была расстроена неудачей поиска следов заговора против Джона Кеннеди в Чикаго. Тэдди Ласт ее успокаивал: «Такие дела конспирируют знаешь как? Под десятое дно прячут и ключи в океан выбрасывают».
«Флюгер» шепнул ей, что тот же парень из ФБР мимоходом назвал имя сенатора Эмори Киветта. «Он будет сегодня у Теннисона, — „Флюгер“ приблизил к ней вплотную свое лицо. — Прощупай его как следует». «Попробую», загорелась Беатриса. «Учти, в случае удачи — дюжина поцелуев», заторопился «Флюгер». «Две», — пообещала Беатриса.
Ее разговор с Киветтом не сложился. В ответ на любой вопрос о Джоне Кеннеди сенатор возносил президента до небес.
«Или этот сенатор слишком хитер и осторожен, — раздраженно думала Беатриса, — или он так же далек от заговора, как созвездие Близнецов от Полярной звезды. Или… а что, если этот „Флюгер“, этот Тэдди Ласт умышленно наводит меня на ложный след вместе со своим мифическим агентом ФБР?». Последняя мысль едва не привела Беатрису в бешенство. «Не теряй расудка, Беата! — заставляла он себя хоть как-то успокоиться. Это был бы прелюбопытный вариант. Это был бы уже успех. Еще бы!».
— Аня Картенева — еще в Индии мне о вас рассказывал Раджан. Именно такой обаятельной я вас себе и рисовала. И как старую заочную знакомую, да к тому же одногодку — ведь верно?
— Я хотела бы звать вас Энн, а вы меня — Беата. Согласны?
Женщины отошли к окну.
— Сейчас все расскажу о ваших похождениях в Чикаго, Виктор, — лукаво прищурилась Беатриса, глядя с расстояния в несколько ярдов на Картенева. Помните клуб любителей Изящной Словесности? «Джошуа! Коте-но-чек!».
И тут же она вновь, как и тогда, подумала: «Как хорошо, что я одна попала в эту Бухту Тихой Радости». Картенев рассмеялся. исподволь наблюдая за Аней и Беатрисой, он обнаружил у них много общего: обе высокие, стройные, порывистые; обе в меру говорливы; обе знают себе цену, врожденно женственны и кокетливы. «А если взять понимание счастья — сколь же разным оно у них, видимо, будет. действительно, как понимает его Аня? Ты-то знаешь?» — спросил он сам себя требовательно и насмешливо. И с издевкой ответил: «Где тебе о Беатрисе гадать? Ты о своей-то жене ничегошеньки не знаешь». И Виктор пристально вглядывался в лицо Ани, словно на нем надеялся прочесть ответ на свой вопрос. Вспоминал с горечью, что при нем вслух она никогда не мечтала. Или он забыл? Нет, такое не забывается. Тогда почему, почему она не пускала его в тайники души? Боялась быть непонятой, показаться смешной, сглазить, наконец. Правда, она очень хотела защитить диссертацию.
Ну, защитила. Дальше-то что? При чем тут счастье? А, может, денег накопить, дачу приобрести, машину. Тьфу, пакость, мыслишки какие мелкие ползут. Хотя жизненные, вполне. Зная ее, скорее другое думается. Спасти человечество от рака — от всех видов и разновидностей. Это, пожалуй, ближе к ее мечте. Или открыть такой вид энергии, который будет в миллион раз действеннее атомной. Уничтожить голод, спасти землю от загрязнения, открыть планету с разумной цивилизацией — да мало ли что еще, наконец! незаметно для себя Картенев делился с Аней своими мечтами о счастье, делился щедро…
Перед Виктором остановился невысокий худой человек: одет в старый, но вполне приличный еще костюм, воротничок рубашки ветхий, умело заштопанный, галстук широкий, старомодный, ботинки изрядно потрепанные, начищенные до зеркального блеска, жидкие волосы на прямой пробор, гладко выбрит, усики старательно подстрижены. Лицо серое, под блеклыми маленькими глазками крупные синюшные мешки. Держа в одной руке рюмку водки, в другой — тарелку с пирогами, он поклонился и заговорил очень тихо, глотая окончания и глядя при этом на верхнюю пуговицу на пиджаке Картенева:
— Пресс-атташе советского посольства? Мистер Картенев Виктор? Вы-то мне и нужны. десять месяцев без работы. Сын уехал к моим родителям. жена ушла к первой любви менеджеру бродячего цирка. Один, как перст.
— Чем могу… помочь? — спросил Виктор.
— Сплю в ночлежке в Бауэри, — продолжал тусклым голосом человек. Питаюсь по талонам. Было три сердечных приступа.
Виктор ждал, что последует дальше. Человек замолчал, освободил руки, стал рыться в карманах. Долго не находил того, что искал. Наконец вынул узкую, плотную карточку, затянутую в прозрачный целлофан, протянул ее Виктору:
— Пропуск. Работал в закрытой лаборатории.
На пропуске четко выделялись слова: «Министерство обороны США».
Человек выпил рюмку, стал быстро жевать кусок пирожка.
Выпил еще.
— Свяжите с вашим резидентом, — зашептал он. — есть важные секретные документы. Они у меня здесь, в кармане. Могу сразу же вам передать. Сейчас. Знаю также лабораторию, которая подчинена Лэнгли. Есть подходы к копировальщику. И надежные контакты в Объединенном комитете начальников штабов. нужны деньги. Выведите на резидента. Не пожалеете.
Молча слушая неожиданного собеседника, Картенев пытался спокойно оценить обстановку и решить, как поступить. Что это — провокация? Почему в Нью-Йорке? Почему не в Вашингтоне? Допустим, не на что приехать.
Почему на приеме? Откуда ему известно о приеме? В присутствии толпы народа? Почему ко мне, когда здесь еще пять-шесть наших ребят из представительства? Откуда знает мою фамилию и должность? Слишком много «почему», слишком. Все решают мгновения. Внезапно могут подойти двое и «дело о вербовке» будет состряпано.
На счастье Картенева Теннисон и Киветт шли прямо к нему.
Виктор шагнул к Теннисону и громко сказал: «Артур, этот человек разыскивает тебя. Говорит, у него к тебе дело». Теннисон с удивлением разглядывал неопрятного субъекта: «У вас ко мне… дело?». Тот держал в руках рюмку и тарелку и вид имел крайне смущенный. «Нет, я, собственно, случайно, — пробормотал он наконец, метнув на Картенева злобный взгляд. Здесь ли регистрируются случаи встреч с летающими тарелками?». «Извините, ледяным тоном произнес Теннисон. — Мы на четвертом этаже. А вам нужен восемьдесят четвертый». Человек еще раз с ненавистью взглянул на Виктора, невнятно извинился и поплелся к выходу. За ним потянулся еще кто-то.
