– Я вполне согласен с вами, что мы имеем дело с фактом, выходящим из ряда обыкновенных. Тем не менее я вполне уверен в том, что говорю!
– С такой уверенностью и элегантностью он держал себя в обществе! А рыцарская выходка против моего племянника?
– Да, чертовски жаль, что в то время мы еще не разглядели маскарада. Тогда дуэль не пришлось бы откладывать, а дерзкий самозванец был бы наказан рукой вашего племянника, известного своим искусством в деле фехтования.
– Ну нет, милейший, тут уж вы глубоко ошибаетесь. Человек, которого выбрали для подобной роли, наверное, великолепно владеет шпагой, и мой племянник рисковал получить рану от человека простого звания. Ну да что об этом говорить теперь! Скажите лучше, как вам удалось убедиться, что мнимый барон Кауниц на самом деле является простым гренадером полка ее величества Марии-Терезии?
– Ример случайно видел, как мнимый барон Кауниц выходил из дома графини Зонненберг под руку с графом Левенвальдом. Ему сразу бросилось в глаза, что у этого господина нет ни малейшего сходства с настоящим бароном Кауницем, которого Ример отлично знает. На следующий день к Римеру зашел отец его невесты, смотритель Русдорферской пороховой башни, и между прочим рассказал ему о странном приключении, происшедшем вчера, о таинственной черной карете и безумной храбрости гренадера. Римеру запало в голову подозрение. Он попросил вахмистра описать ему этого гренадера и убедился, что курьер, явившийся якобы с депешей, лжебарон Кауниц и гренадер – одно и то же лицо. Ример сейчас же бросился к вилле князя Голицына, обнаружил на снегу следы и пропажу ключа из двери террасы. Он стал искать далее и под столом заметил следы пудры и пуговицу, явно отскочившую от солдатского мундира.
– Как? – воскликнул Ридезель. – Значит, этот субъект сидел под столом во время нашего заседания?
– Не только сидел, но и запомнил слово в слово все, что там говорилось, чтобы передать старому князю.
– Надо сказать Голицыну, чтобы он сейчас же сменил всю свою прислугу! Это черт знает что такое!
– Ример не удовольствовался первоначальными результатами своих изысканий, а пошел дальше. Он дал возможность вахмистру Зибнеру встретиться нос к носу с лжебароном, и старик категорически заявил, что последний поразительно похож на гренадера Лахнера, того самого смельчака, который вскочил на запятки черной кареты. Теперь, как мне кажется, уже нельзя сомневаться в этом.
– Вы и Ример будете по-царски вознаграждены за это важное открытие. Не только я, но и русский, и французский послы щедро одарят вас, а если вы потеряете место у князя, то все равно внакладе не останетесь.
– Заранее благодарю вас, господин барон. Тем не менее мне не хотелось бы терять место, потому что, занимая его, я могу быть полезным вам.
– Ну, милый мой, едва ли в моих силах помочь вам сохранить ваше место. Если я замолвлю князю о вас пару слов, то это даст совершенно обратный результат!
– Мне кажется, вы, господин барон, могли бы одним ударом убить двух зайцев: наказать дерзкого и помочь мне утвердиться на моем месте. В данный момент мое положение очень пошатнулось: не зная, кого подозревать, князь подозревает всех, а значит, и меня. Так вот, если бы удалось подставить Лахнеру ногу и доказать князю, что смелый гренадер просто обманул его из желания поживиться, тогда и Лахнер пострадал бы, и я вернул бы себе прежнее доверие!
– Это было бы очень хорошо, потому что ловкий шпион в дипломатических отношениях во сто раз полезнее шпиона на войне. Но едва ли в моих силах…
Вошедший слуга доложил о бароне де Бретейле. Ридезель резко оборвал фразу и поспешил навстречу французскому послу.
– Я собирался уходить, – сказал барон де Бретейль, – когда мне подали ваше письмо…
В этот момент он заметил Бонфлера и взглядом спросил у Ридезеля, кто это такой и можно ли при нем говорить.
– Это та самая маска, которая доставила нам копию австро-баварского договора, – сказал Ридезель.
Бонфлер низко поклонился в ответ на это представление.
– Ну а все-таки удалите его, – тихо сказал де Бретейль, – мне необходимо переговорить с вами с глазу на глаз.
Ридезель знаком указал Бонфлеру на замаскированную портьерой дверь, и секретарь князя Кауница поспешил выйти через нее.
Но шпионство было его второй натурой. Поэтому, очутившись в маленьком кабинетике и убедившись, что там, кроме него, никого нет, Бонфлер поспешил подкрасться к двери, приложил ухо к щелке и слышал все от слова до слова.
Услышанное им оказалось очень важным, поскольку из слов французского посла было ясно, что барон де Бретейль, говоря языком венских поговорок, «стал торговать в отсутствие хозяина» и «сел в лужу». Дело было в том, что Людовик XVI, женатый на сестре Иосифа II, склонился в пользу австрийской политики, тогда как Бретейль решился организовать заговор против захвата Баварии. Теперь же ему приходилось брать все свои обещания обратно, так как он прежде всего был послом своего короля и не имел нравственного права идти наперекор его желаниям.
Особенно неприятным оказалось для барона де Бретейля известие, что Кауниц просто посмеялся над ним, выдав простого гренадера за своего племянника. Впрочем, это-то было еще с полгоря. Как добродушно признавался де Бретейль, ни один дипломат не отказался бы от такого средства, и архивы министерств иностранных дел во всех странах полны документами, свидетельствующими о более обидных дипломатических хитростях. А скверно было то, что через этого гренадера, подслушавшего тайны секретного совещания, Кауниц был оповещен о роли французского посла, пошедшего против политики своего государя. Это было скверно не только потому, что могло повредить карьере Бретейля, но и потому, что австрийское правительство было бы способно усмотреть в этом мнимую неискренность французского правительства и энергично пойти на союз с Англией. А последнее обстоятельство одинаково было противно интересам как Франции, так и Пруссии. Поэтому в данном случае важнее всего было не отомстить Кауницу за его проделку, а постараться скомпрометировать гренадера-доносчика, опорочить его в глазах князя и свести на нет все его обвинения.
– Но как это сделать? – спросил Ридезель.
– Доверьте это дело мне, – спокойно сказал де Бретейль. – Мне многое приходилось проделывать на своем веку, и подобное дело не представит для меня ни малейших затруднений. Кроме того, у меня не только имеется готовый план, но и люди, способные привести его в исполнение.
На этом они и расстались. Бонфлер торжествовал: падение гренадера Лахнера означало собою возврат доверия князя к нему, Бонфлеру, а доверие Кауница хорошо оплачивалось представителями иностранных держав…
XVI. Сети стягиваются
Барон фон Ридезель предъявил австрийскому правительству от имени своего короля мотивированный протест против предполагаемого захвата Баварии. В этом протесте помимо доказательств незаконности подобного захвата указывалось, что Пруссия не ограничится платоническими протестами, а в случае необходимости даже возьмется за оружие.
