– О, графиня, – с хорошо разыгранным восхищением вскричал гренадер, – я не могу даже описать вам, в каком восторге я остался от поразительного исполнения вами труднейших итальянских арий! Вы могли бы свободно зарабатывать свой хлеб в качестве оперной примадонны, и ваше выступление на сцене составило бы новую эру в искусстве!
– Льстец! – кокетливо сказала графиня. – Однако как бы там ни было, а ваши слова дают мне силы и смелость привести в исполнение свое заветнейшее желание. Но как же выступить перед публикой, если не имеешь ни привычки к этому, ни сценического опыта? Знаете, что я задумала? А что, если переделать эстраду в этом зале в маленькую домашнюю сцену?
– Это гениальная идея! – обрадованно воскликнул Лахнер. – Мне с самого начала бросилось в глаза, что этот зал как нельзя более подходит для переделки его в театральный. Умоляю вас, графиня, не откладывайте этой мысли, а сейчас же осуществите ее!
– Однако, майор, – сказала Пигницер, – вы вдруг стали пламенным поклонником искусства!
– Графиня, поверьте, что я не могу без восторга встретить проект, который позволит вашему таланту распуститься пышным цветком.
В разговор вмешался Феррари. Он принялся доказывать, что зал слишком низок и узок и что акустические условия будут слишком плохими. Кроме того, он уверял, что в зрительной половине зала не поместится и двадцать человек.
Лахнер принялся оспаривать это мнение, все четверо отправились в зал, и тут Лахнер на месте стал доказывать исполнимость проекта.
– Вам очень хочется, чтобы этот проект был осуществлен? – спросила Аврора Лахнера.
– О, графиня, еще бы!
– В таком случае я скажу вам следующее: если вы хотите, чтобы проект был исполнен, вы должны сами руководить работами!
– Согласен! – воскликнул с жаром Лахнер. – Согласен и благодарю вас, графиня, за оказанную мне честь!
Он схватил ее руку и, словно в припадке радости и страсти, несколько раз бурно поцеловал.
– Ну а когда вы начнете работы?
– Завтра рано утром, графиня, потому что не следует откладывать. С утра я набросаю на месте план переделок, а потом найду рабочих и займусь осуществлением проекта. А теперь, графиня, позвольте пожелать вам спокойной ночи – уже слишком поздно!
Графиня ласково простилась с Лахнером и дамой. Феррари тоже собрался уходить, и, хотя графиня пыталась нежно удержать его, взбешенный тенор отказался понимать ее любовные намеки. Тогда рассерженная в свою очередь графиня кликнула слугу и приказала подать итальянцу его пальто, шляпу и трость. Феррари, рассчитывавший, что графиня станет просить его и что он помирится с ней на предъявленных им условиях, окончательно взбесился и, спускаясь вместе с Лахнером по лестнице, разразился громкими проклятиями.
– Вам что-нибудь нужно от меня? – холодно спросил его Лахнер.
– Нужно ли мне что? – на ломаном языке повторил Феррари, разражаясь горьким ироническим смехом. – Одному из нас придется умереть!
– А я так думаю, что даже обоим, но… в свое время!
– Вы еще смеетесь?
– А вы уже плачете?
– Вы любите синьору?
– Пламенно.
– И я тоже пламенно.
– В таком случае мне вас жаль!
Бедный тенор окончательно потерял всякую сдержанность и стремглав бросился вниз по лестнице, разражаясь итальянскими проклятиями и призывами к мести. Лахнер только рассмеялся ему вслед. Полный самых радужных надежд, он сел в карету и отправился домой.
XVIII. Гроза разразилась
На другой день во дворце князя фон Кауница царили уныние и отчаяние: дог Гектор приказал долго жить! Вокруг его похолодевшего трупа собрались сам Кауниц, его сестра и дочь Елена. Домашний врач осматривал труп.
– Во вскрытии нет никакой надобности, – заявил наконец доктор. – Я могу с уверенностью заявить, что прелестный пес был попросту отравлен!
– Что? – загремел вне себя Кауниц. – Горе тому, кто совершил это злодеяние! Я буду преследовать его так же, как за убийство человека, потому что Гектор был более «человеком», чем тысяча настоящих людей! Ах, Гектор, Гектор! Где я найду другого такого друга? А все ты, мерзавец! – обрушился он вдруг на Римера. – Теперь стоишь да таращишь глаза! Смотрел бы лучше за собакой, так не случилось бы этого! Ведь я тебе, негодяю, тысячу раз говорил, чтобы ты не пускал его одного на улицу!
– Ваша светлость! – взмолился Ример. – Ни вчера, ни сегодня покойный никуда не отлучался, даже в садик не выходил! Бедный Гектор! Еще вчера он был так весел, так ласкался к господину майору… Гектор, Гектор!
– Убирайся вон со своими причитаниями! – прикрикнул на него князь.
Ример ушел, но сейчас же вернулся с докладом, что явился какой-то человек, желающий сделать князю важные, не терпящие отлагательства разоблачения. Князь приказал впустить его, и в кабинет вошел Гехт, тот самый, которого читатель уже встречал под видом надсмотрщика графини Пигницер.
– Ну, что нужно? – сурово спросил Кауниц.
– Ваша светлость, я ваш верный слуга и только думаю, как бы оказать услугу…
– Оказывай услугу тому, чью ливрею ты носишь! – резко оборвал его Кауниц, указывая пальцем на гербы французского посольства.
– Нет, ваша светлость, проклятый француз купил только мой труд, но не мою совесть и душу, и ежели я пруссак, так не дам чужеземцам обманывать родное отечество.
– Эти чувства делают тебе честь. Дальше говори!
– Ваша светлость, я напал на след самого подлого предательства. Не нахожу слов…
– Или ты найдешь их сейчас же и будешь говорить коротко и без отступлений, или я прикажу выбросить тебя отсюда и угостить палками!
– Недавно во французское посольство явился гренадер, который просил посланника помочь ему. Его, дескать, несправедливо держат в солдатах, не дают выслужиться, и он больше не может выносить такую жизнь. Он просил посла дать ему возможность бежать и обещал тогда сделать все, что от него потребуют. Тогда посол со своим секретарем решили придумать сказку о совещаниях дипломатов, гренадер должен был явиться к вашей светлости с этим ложным известием и таким образом войти в доверие. Он рассказывал, что, заслужив доверие, он без труда будет доставать копии важных документов и сообщать их французскому послу.
– Доказательства? – лаконично бросил Кауниц.
– Вчера наглый гренадер явился к нам в посольство в майорском мундире и передал французскому послу бумагу с заметками, касающимися последнего проекта вашей светлости. Мне удалось подглядеть эту бумажку, там говорилось о предоставлении прусскому королю права воспользоваться Анспахом и Байретом в компенсацию за захват Австрией Баварии.
– Это все? – спросил князь, лоб которого сплошь покрылся мрачными морщинами.
– Нет еще, ваша светлость. Гренадер сказал моему господину, что он отравил собаку вашей светлости, так как собака спала в вашем кабинете и мешала доставать документы.