– Ты прав, дружище! – восторженно воскликнул Вестмайер.
– Мне тоже кажется, что так надо сделать, – задумчиво сказала Лизетта. – Ведь император очень вспыльчив, может рассердиться, зачем стало известно, что он посещает меня, и тогда ничего и слушать не станет.
– Ну так решено! – воскликнул экспансивный Вестмайер. – Так и будет! А теперь позволь тебя обнять, добрая душа, Лизетта, и идем, друзья!
Он бурно обнял Лизетту и вышел с приятелями из ее комнаты, еще раз напомнив молодой женщине, что она должна сделать и как должна вести себя.
– Сколько времени имеется в вашем распоряжении? – спросил Тибурций у друзей.
– Часов до семи мы свободны, – ответил Биндер.
– Отлично! А не соблаговолите ли вы вспомнить, что мы со вчерашнего дня ничего не ели?
– И то правда, – ответил Ниммерфоль. – Да до того ли было нам, чтобы думать о еде? Но теперь, когда ты напомнил, у меня под ложечкой так и засосало…
– Так вот, у меня еще остались деньги от вчерашнего. Пойдем сейчас в ближайший кабачок и поужинаем!
Предложение было принято не без удовольствия, и приятели направились в трактир под вывеской «Собрание любви», где заняли отдельную комнату.
Там они просидели за едой, питьем и разговорами до половины седьмого, когда Ниммерфоль и Биндер вынуждены были уйти. Было решено, что после исполнения задуманного плана Тибурций снова побывает у Лизетты, узнает от нее, что сказал ей император, и сообщит об узнанном приятелям. Сделать последнее было решено следующим образом: Ниммерфоль будет держать окно своей комнаты открытым, а Вестмайер проберется пустырем и кинет в окно записку, в которую вложит кусок хлебного мякиша: это придает вес и не делает шума.
Так и порешив, приятели разошлись.
Вестмайер отправился в переулочек, где жила Лизетта, и принялся ходить там по противоположной стороне.
Ему пришлось прождать с полчаса, пока в окне загорелся желанный огонек. Походив еще минут пять, Тибурций решительно двинулся к Лизетте.
Женщина, отворившая ему дверь дома, не хотела было впустить его, но Вестмайер, не говоря ни слова, рванул дверь к себе, отбросил старуху в сторону и направился по коридору к двери комнаты Лизетты.
Он постучал в дверь, никто ему не ответил.
Вестмайер постучал сильнее.
– Кто там? – после некоторой паузы отозвался голос Лизетты.
– Это я, твой двоюродный брат Тибурций. Открой, Лизетта!
– Да я не одна, я уже сплю!
– Ну вот глупости! Что за церемонии между родственниками!
– Что ты вздумал прийти так поздно? Приходи завтра!
– Открой, Лизетта! Ты знаешь, я с детства привык делиться с тобой всякими горестями, а у меня сейчас страшное горе. Открой мне!
За дверью послышалось какое-то шушуканье, тихий смех Лизетты, чье-то недовольное, но подавленное ворчание. Затем Лизетта подбежала к двери, открыла ее и впустила Вестмайера, говоря:
– Ну уж входи, полуночник!
Она была в ночной сорочке, и ее полуголые плечи прикрывал наброшенный на скорую руку платок.
– Ну в чем дело? – сказала она, садясь на стул около стола. – Да говори скорее, я спать хочу!
– Ах, Лизетта, у меня гибнет лучший друг, и я не могу спасти его!
– То есть как это «гибнет»?
– Его приговорили к повешению!
– Значит, заслужил!
– Нет, он невиновен!
– Ну вот еще! Это просто твое воображение!
– Какое там воображение! У меня в руках имеются все доказательства как вещественные, так и документальные!
– Отчего же ты не представишь их судьям?
– Бесполезно! Суд уже состоялся, да и дело очень темное: друга хотят обвинить во что бы то ни стало!
– Так ты обратился бы к императрице!
– Я пробовал сегодня обратиться к ее величеству, но меня не пустили.
– Почему?
– Потому что надо было взять пропуск в канцелярии, а я не знал этого. И беда в том, что следующий приемный день будет уже после казни!
– Так отчего же ты не обратишься к императору Иосифу?
– Это бесполезно. Его величество умышленно восстановили против невинно осужденного, и император меня не примет, не выслушает… Что я такое?.. Простой солдат. Конечно, завтра я попытаюсь сделать это, но заранее уверен, что ничто не поможет… А как это ужасно! Если бы я еще сомневался в его невиновности, а то у меня с собой все доказательства…
– Да расскажи ты мне, в чем дело!
– Изволь. Но только ты не должна никому говорить об этом! Так вот слушай! Ты помнишь, как меня с товарищами однажды арестовали по недоразумению и после этого сдали в солдаты?
– Да, припоминаю…
– Так вот. В числе арестованных вместе со мною был и Лахнер, тот самый, которого собираются казнить послезавтра. Тогда, сидя на гауптвахте, мы не подозревали ничего дурного и думали, что нас отпустят. Вдруг вводят еще арестованного. Этот арестованный оказался впоследствии политическим преступником Турковским…
– Которого казнили за заговор?
– Вот-вот. Но тогда этого никто – ни мы, ни Лахнер – не знал. Турковский обратился к Лахнеру, отвел его в сторону и стал просить его оказать ему услугу.
– Почему же он обратился именно к нему?
– Милая Лизетта, если бы он обратился ко мне, то ты спросила бы, почему именно ко мне! Впрочем, дело объясняется очень просто: Лахнер – большой шутник, и мы все время смеялись его остротам, называя его по имени, а у Турковского был знакомый, которого звали так же. Ну да это не суть важно. Турковский сказал Лахнеру, что ему придется завтра умереть, а потому Лахнер должен исполнить его последнюю волю. Лахнер захотел узнать, в чем эта воля заключается. Тогда Турковский объяснил ему так: существует дама, которую зовут баронессой фон Витхан; эту даму обвинили в связи с ним, Турковским, а у него имеются доказательства, что она не виновата, что все это дело подстроил муж баронессы. Так вот, как сказал Турковский, он сам уже ничего не мог сделать, но Лахнер должен дать слово отыскать, согласно данным указаниям, эти документы и вручить их баронессе Витхан. Лахнер года два не мог взяться за это дело, потому что мы все были в походе. Вернувшись в Вену, он принялся искать документы, обеляющие баронессу Витхан. Ему посчастливилось: в тайнике у графини фон Пигницер, у которой жил Турковский прежде, Лахнер нашел все, что нужно. Но Пигницер усыпила его, отобрала оправдывающие баронессу документы, подсунула другие, оставшиеся после Турковского, и вот Лахнер, сам не зная того, принес баронессе Витхан вместо оправдательных документов план вооруженного восстания. Лахнера поймали с этим планом и осудили на смертную казнь. На следствии он ссылался на графиню Пигницер, но та облыжно показала, будто она ничего по этому делу не знает и Лахнер все врет. Недавно мне удалось хитростью достать у нее все эти бумаги, и потому я и говорю, что он, Лахнер, не виноват.
