«Но ведь она действительно красива, очень красива! – подумал он. – Эти блещущие умом большие томные глаза, это белоснежное тело, целомудренно проглядывающее из-за высокого воротника платья, эта строгая точеная фигура… Но ведь она прелесть как хороша!»
– Княгиня, – сказал он, не спуская с нее долгого внимательного, счастливо-удивленного взгляда, – обыкновенно мы не замечаем солнца, потому что видим его каждый день, но если бы оно случайно не взошло в положенный час, то весь мир представился бы нам в совершенно другом свете. Тогда мы поняли бы, что только оно одно и дает ту красоту, отражение которой мы видим в цветах, зелени, горах, реках и долах. И когда потом оно снова взошло бы, то мы в восторге упали бы перед ним на колени и поклонились бы ему. Словом, только тогда мы увидали бы его… Я не видел вас целую вечность, княгиня! Однако что же мы стоим? Мы так давно не видались, что я был бы счастлив, если бы у вас оказалась минутка-другая для меня. Пойдемте и поболтаем в голубой гостиной.
Они прошла в соседнюю комнату, небольшую, но очень уютную и удобно расположенную: из голубой гостиной был только один выход, так что собеседникам не могли помешать.
– Присядьте, княгиня, – сказал Иосиф, показывая на голубой диванчик, полузакрытый трельяжами, и сам уселся рядом с ней, – присядьте и расскажите мне, почему вас не было видно так давно.
– Но помилуйте, ваше величество, – со смехом ответила ему молодая женщина, – мы встречались чуть ли не каждый день, а вчера даже два раза, и каждый раз вы очень любезно отвечали на мой почтительный поклон и даже спрашивали, как я поживаю! О, ваше величество, ваше величество! Вы действительно не замечаете меня!
– Простите меня, княгиня, но в эти два дня я был очень расстроен…
– Ах, да, я слышала о тех необыкновенных переменах, которые произошли в самое короткое время в жизни баронессы Витхан. Освобожденная от суда за недоказанностью обвинения, торжественно реабилитированная на приеме во дворце, она вдруг была арестована по «бесспорным» доказательствам ее вины, а через неделю ее полная невиновность была доказана самым блестящим и очевидным образом! Да, много пришлось перетерпеть этой несчастной! Где она теперь?
– Уехала куда-то… кажется, к дедушке в имение…
– И вы позволили ей уехать так просто?
– Как же я мог удержать ее? Да и к чему?
– Ваше величество! Но ведь вы так виноваты перед ней!
– Я не понимаю вас, княгиня! Конечно, ей пришлось много перестрадать, но кто несет ответственность за судебную ошибку? И если государь будет пускаться вдогонку за каждым несправедливо обвиненным и потом оправданным подданным, то сколько же времени останется у него для забот о других подданных, не имеющих счастья быть несправедливо заподозренными?
– И вас с баронессой никогда ничего не связывало, кроме обычных отношений государя к подданному?
– Ах, княгиня, к чему теперь ворошить эту старую историю! Это был сон, короткая красивая греза. И первой от этого сна пробудилась Эмилия. Не прошло и недели после того, как мы расстались, и она поспешила завести себе жениха. Она никогда не любила меня!
– Ваше величество, зачем вы клевещете на любовь хорошей, милой женщины?
– Ну хорошо, пусть, по-вашему, она любила меня! Но эта любовь скоро прошла…
– Женщине трудно примириться с мыслью, что ей не верит тот, на кого она смотрела как на Бога…
– И поэтому ей надо, «не износив башмаков», немедленно найти себе возлюбленного или жениха? Ну, да оставим этот вопрос, княгиня! Важно то, что она уже не любит меня, а следовательно, я не имею оснований интересоваться тем, куда она поехала.
– Она не любит вас… – задумчиво повторила княгиня и с какой-то тревогой прибавила: – А вы?
– Я? Но я уже сказал вам, что это была просто короткая красивая греза… Нет, погодите возражать, княгиня! – горячо сказал император, заметив ее недоверчивую улыбку и легкое пожимание плеч. – Я понимаю: вам, так много сделавшей для нас, так близко подошедшей к этой грезе, кажется странным, почему я теперь отрицаю действительность такого, чувства ради которого в свое время готов был совершить ряд безумств. Вы хотите сказать, что это – обычная мужская черта: разлюбить и уверять, что прошедшая любовь не была настоящей любовью. Но не забудьте, что я не отрицаю искренности переживаний того времени. Мне снился сон, который я принимал за действительность. Тогда я искренне верил в реальность грезы. Теперь… теперь я проснулся, княгиня. Вы спросите, почему? Не знаю даже, сумею ли я объяснить вам это. Но постараюсь…
Он замолчал, как бы собираясь с мыслями.
Княгиня с пытливой тревогой смотрела на него.
– Мне кажется, что ответом на этот вопрос будет выяснение, что такое любовь. Любовь! Как много разнородных понятий объединяется в этом слове! Мы любим мать, любим сыр, любим жену, любим свое дело… Вам, вероятно, известен такой силлогизм: молодого человека спрашивают, почему он не любит такую-то девушку, юноша отвечает, что он и не думает не любить ее, тогда ему говорят, что если он не не любит ее, значит, любит. Но ведь это – неправда! Он может любить не эту девушку, а совсем другую! Все дело в том, что мы смешиваем разные роды любви, что одним словом мы называем несколько понятий. Разберемся в указанном силлогизме. Что мы хотим сказать, когда уверяем, будто Фриц любит не Амалию, а Эмилию, что хотя Амалия и не противна Фрицу, хотя он, может быть, очень уважает ее как человека, но что как женщина ему дорога и нужна Эмилия? Хорошо! Значит, любить – это желать человека с точки зрения его пола? Желать полного физического обладания?..
– Это – непростительный вульгарный материализм, ваше величество!
– Я еще не высказался, княгиня, погодите! Я отвечу на поставленный мною вопрос. Любовь состоит не только в обладании, ведь обладать можно несколькими женщинами одновременно, но любить – только одну. Кроме того, если бы мужчинам нужно было только тело, то они женились бы исключительно на любовницах. Но если тело не играет решающей роли в любви, значит, на первом плане духовные интересы?
– Мне кажется, что да…
– Но в таком случае почему мужчина не довольствуется матерью, любимой сестрой, другом-мужчиной? Да потому, княгиня, что всякая попытка частично разрешить вопрос о любви ложна в самой своей основе. Мужчина…
– Ваше величество, но вы неизменно говорите о женщине как о каком-то прилагательном к понятию «мужчина»!
– Хорошо, замените слово «мужчина» словом «человек». Я говорю со своей точки зрения, то есть имею в виду себя. Мужчина любит женщину тогда, когда она способна быть ему всем, когда она может заменить ему всех любовниц, всех родных, всех друзей. Любовь – это великое «все»! И как невозможна любовь только в области физического, так же невозможна она исключительно в области духовного. В истинной – назовем ее «романтической» – любви сочетаются все прочие понятия любви. Значит, любовь должна заключать в себе надежду.
– Но это, мне кажется, и так очевидно!
