— И ты хочешь уничтожить орех, который так нам помог? А ведь самая правдоподобная версия, хоть она же и самая парадоксальная — он сам прыгнул в тот торт! Вспомни, он выскользнул из твоих рук и исчез в леденцовой земле. Значит, и в торт мог запрыгнуть сам.
— Похоже на правду, — неуверенно сказала я, подумав, что зря так поспешно отказалась от вскрытия. Или еще не поздно?
— Мозг ореха неисповедим, но почему-то он захотел попасть к нам! — продолжал пятиться агент 013, что-то явно подозревая. — Наверно, решил помочь через нас Гофману.
— Какой-то он слишком мыслящий получается, и просто сплошная добродетель в морщинистой оболочке. Может, он и сейчас нам поможет? Ты загадывал, чтобы мы вернулись домой?
— Конечно! Но, возможно, я недостаточно был сконцентрирован. От тебя просто нет спасу!
— Не отмазывайся, не поможет. Даю тебе последний шанс — попроси Гофмана! Хоть он и не может представить нашу Базу, но вдруг у него получится!
— Что получится, друзья мои? — спросил, подойдя, писатель. — Я постараюсь исполнить любое ваше желание, если это только будет в моих силах!
— Мы хотим домой.
Гофман опечалился. Но не слишком сильно, ведь у него теперь была Юлия. И, немного поуговаривав нас еще хоть чуть-чуть задержаться, он усилием воли попытался открыть портал в наш мир. Увы…
— Ничего не выходит, друзья мои!
Профессор извинился и убежал. Якобы ему приспичило в туалет, но вот когда он вернется… Я огляделась в поиске подходящего ножа, Алекс свой не отдаст, ему друга жалко. А чего жалеть, когда прибудем на Базу, гоблины из лаборатории быстренько его заштопают… Но в этот момент появился Пусик и уныло объявил:
— Кракатук ушел под землю.
— Небось сам его закопал, как вы коты, ответственные души, поступаете с экскрементами?
— Да нет же! — ответил мне незнакомый голос.
Из кустов, куда ходил агент 013, вышло маленькое существо со сморщенным личиком, на тонких ножках. И с достойным видом подошло к нам.
— Ты кто? — прямо спросила я.
— Кракатук, — сдержанно ответил он, блеснув желтыми глазами.
Я посмотрела на покрасневшего даже сквозь шерсть кота. На языке вертелся бестактный вопрос о внеплановых родах…
— Да, я был у него в пищеводе. Это просто физиология, и закроем эту тему. Да, Гофман, подойдите-ка сюда!
Кракатук одним пассом опытного гипнотизера усыпил доверчивого писателя (Алекс едва успел подхватить падающего соратника под мышки) и сказал:
— Жизнь, отданная творчеству, или счастливая личная жизнь? Вопрос бессмысленный. Если ты гений, то выбор за тебя уже сделан. За Юлию не беспокойся, она уже мирно спит у себя дома, а когда проснется, будет думать, что это был лишь сладкий сон… И тебя ждет то же самое, чтобы страдания по потерянному счастью не отвлекали тебя от миссии, с которой ты послан на Землю…
— И какая у него миссия? — чирикнула я.
— Творчество!
— Кто вы, Кракатук? — видя, что мне не попало, решился наш котик.
— Его Муз.
— Мы думали, что Юлия его Муза.
— Она земная Муза, вдохновляющая его чувственность, а я тот, кто контролирует любые его увиливания от своей обязанности создавать произведения, которые нужны людям.
— Но разве не вы, Кракатук, открыли портал, а Крысы его утащили, сдернув прямо с кровати, тоже по своим соображениям?
— Вам не постичь всех тонкостей замысла небес! Попытаюсь объяснить попроще: ему нужно было пройти все эти перипетии, чтобы написать потом свою музыку и книги! Ваше присутствие здесь было необходимо не меньше, чем все остальное, а может, и больше… Вы подарили ему дружбу, защищали от крыс, спасали его любовь, были верными хранителями… и не только… А теперь вам пора!
Он еще раз взмахнул своей изящной ручкой, и у наших ног возникла черная дыра, точно такая же, как та, в которую крысы утащили Гофмана. На этот раз командор со спящим писателем на руках прыгнул первым…
Мы мягко приземлилась на полу в его чердачной комнате. За окошком было уже совсем темно. Уложили Гофмана в кровать, укрыли его и отошли в дальний угол. Мой муж достал переходник, здесь он отлично работал.
Вдруг Гофман шевельнулся. Командор хотел уже нажать кнопку, но я мягко закрыла его ладонь своей, тогда он понимающе вложил переходник мне в руку. Еще минуту Гофман лежал неподвижно, но даже отсюда мне казалось, что дыхание его уже не ровное, как у крепко спящего, а глубокое и прерывистое, как у пробуждающегося. Вдруг он резко сел на кровати, вид у него был потрясенный и разбитый…
— Господи боже мой и великий саламандр, ну и вздор приснился!
Он не с первой попытки, но зажег газовую лампу, пересел за стол и стал быстро писать.
— Опять свои бредовые сны записывает. Мне свет мешает, мау-у!
Гофман никак не отреагировал. Похоже, мы ошибались, Мурр не говорящий, мы понимали его речь только благодаря медальонам-переводчикам, для его же хозяина это было просто недовольное урчание. Но писатель прав, считая своего кота уникальным, толстяк разумен настолько, что его мысли распознаются переводчиком…
Жирдяй приподнял одно веко, посмотрел на меня, на мгновение округлил глаз, но тут же его закрыл и замурчал, притворяясь спящим.
— О мой милый друг, единственный, кто меня понимает. Как хорошо, что ты здесь, а то с чудовищными образами, что мучают меня по ночам, я бы давно сошел с ума, если бы не твое успокаивающе благотворное присутствие, мой возлюбленный Муррхен!
И такой тонкой душе достался такой черствый наперсник. Я хотела придушить этого бездушного эгоиста. Но, видно, мучения нужны гениям, чтобы проникновеннее писать, если верить Кракатуку. Жаль только, что Гофман забыл нас, или мы тоже в его сознании остались ужасным видением, слившись в одно серое пятно с крысами…
— Но в этот раз я видел и кое-что чудесное. Я был счастлив, я воссоединился с Юлией, хотя бы и во сне, только не смейся надо мной, о мой трезвомыслящий любимец, это правда. Ах, что за чувство высочайшего блаженства я испытал, мой друг!
Стараясь сдержать слезы, я в последний раз с тоской и любовью взглянула на Гофмана. Я опустила палец на кнопку переходника, но, прежде чем нажала, нам довелось услышать слова, за которые можно было бы отдать нашу годовую зарплату.
— Там были еще странные люди, мои друзья! Поэтичный Бальтазар, жизнерадостная Кандида, а еще упитанный такой, невысокий, но прыткий, с большими амбициями молодой человек повышенной волосатости… мм… назову-ка я его Цахес… да, Крошка Цахес.
Профессор поперхнулся слюной! Ха, значит, Цахес написан с него?! Какой же причудливый механизм человеческая фантазия — чтобы из такого положительного во всех отношениях кота получился зловредный карлик-карьерист. А я и мой муж — прообразы Бальтазара и Кандиды!
