– Будут какие-нибудь пожелания к вашей новой личности? – уточнил Иннокентий Самуилович, оглядывая его.
– Я… не знаю…
– Ясно. Тогда я буду задавать вам наводящие вопросы… И первый вопрос таков: ваше происхождение. С вашей военной выправкой и прочими признаками благородного происхождения крестьянином вам, конечно, не быть, равно как и пролетарием. Записать вас дворянином – значит, собственноручно подписать вам смертный приговор. Стало быть, будете вы из мещанского сословия. Не возражаете?
– Нет, – вынужден был ответить Голенищев-Кутузов.
– Год вашего рождения?
– Восемьсот девяносто седьмой.
– Что касается семейного положения, надо полагать, вы холосты.
– Совершенно верно.
– Хорошо, так и запишем. Теперь касательно рода ваших занятий… Вы собираетесь остаться в Ялте?
– Нет, – ответил Иван.
– А вообще в Крыму?
– Не расположен.
– Вы собираетесь покинуть Крым… А куда намерены поехать?
– Скорее всего, в Петроград.
– Это означает, что надо проехать две тысячи верст с гаком, то есть практически через всю Россию, – в некоторой задумчивости произнес Иннокентий Самуилович. – А потом ваша деятельность будет как-то связана с разъездами?
– Не знаю. Хотя… Вполне возможно.
– Вполне возможно… – повторил за Иваном Иннокентий Самуилович. – Тогда вам следует быть коммивояжером. Разъездной торговый агент для вас – это то, что нужно.
– Пожалуй, – согласился Иван. – А чем я буду торговать?
– Вы – коммивояжер, не торговец, то есть посредник, который действует по поручению своего клиента. А ваш клиент – какая-нибудь малоизвестная компания или товарищество, производящее, к примеру, смазочные масла для швейных машинок, подшипников и прочих трущихся деталей.
– Тогда мне, как коммивояжеру, нужно иметь при себе образцы таких масел для показа их потенциальным покупателям, – резонно заметил Голенищев-Кутузов.
– Совершенно верно, – согласился с ним Иннокентий Самуилович. – У вас определенно коммерческий талант! Вам нужен хоть какой-нибудь багаж, поскольку человек, отправляющийся в долгий путь без багажа, всегда вызывает определенное подозрение, словно он от кого-то или от чего-то бежит. Поэтому частью вашего багажа и будут образцы смазочных масел.
– А где мы возьмем эти образцы?
– У меня, к примеру, есть немного веретенного масла и норвежской ворвани. Еще бы добыть пузырек машинного масла, и три образца масел у вас в кармане.
– А где мы возьмем остальной багаж?
– Скажите, что обычно находится в багаже путешествующего по делу мужчины? – посмотрел на Ивана Иннокентий Самуилович и сам тут же стал перечислять: – Надо полагать, в багаже у коммивояжера должен иметься приличный представительский костюм. Хорошие ботинки. Еще нужны пальто и шляпа, но шляпа по нынешним временам элемент одежды отнюдь необязательный… Нужны бритвенные принадлежности. Полотенце… Ну, и еще что-нибудь из еды. Вроде куска жареной курицы, пары вареных яиц и нескольких яблок. Вот, собственно, и все.
– Но где мы все это найдем? – воскликнул Иван.
– Не надо так громко говорить, – поморщился Иннокентий Самуилович. – Кое-что имеется у меня здесь, на даче, кое-что я поспрашиваю у знакомых. Из перечисленного нет ничего такого, чего нельзя было бы достать… – Он замолчал и, слегка замявшись, смущенно добавил: – Простите, но на все это потребуются деньги…
– У меня нет денег, – произнес Иван.
– Как это нет? – Брови Иннокентия Самуиловича взлетели вверх, да так и остались там. – Вы же заявили в самом начале нашего разговора, что деньги у вас имеются. И даже демонстративно похлопали себя по нагрудному карману. Дескать, не беспокойтесь, денежки – вот они где.
– Это не деньги.
– А что?
– Вот… – С этими словами Иван достал из нагрудного кармана перстень князя Мещерского.
Иннокентий Самуилович взял его, повернулся к окну и поднес перстень совсем близко к глазам. Похоже, он был очень близорук. А возможно, просто хотел рассмотреть дорогую вещицу получше.
– Этого вам хватит? – прервал затянувшееся молчание Голенищев-Кутузов.
– Вполне. Правда, боюсь, я не наберу вам сдачу, – сказал Иннокентий Самуилович, возвращая Ивану перстень.
Он постелил гостю на диване и ушел в другую комнату, пожелав спокойной ночи.
Эту ночь Иван почти не спал. И не потому, что опасался, что Иннокентий Самуилович, дождавшись, когда он уснет, возьмет кухонный нож и перережет ему горло: князь Мещерский вряд ли посоветовал бы такого человека. Просто крутившиеся в голове мысли не давали спокойно уснуть. Но спроси вдруг его, что это за мысли, вряд ли он сразу нашелся бы, что ответить.
Под утро Иван все же заснул. И не слышал, как Иннокентий Самуилович, заглянув в его комнату и убедившись, что ночной гость спит, тихонько собрался и вышел из дома. Отсутствовал он примерно часа два. А когда Иван проснулся, то увидел у своего изголовья стул с аккуратно сложенным на нем визитным костюмом. Поверх него лежало фланелевое полотенце. На спинке стула висело демисезонное полупальто, а возле ножек стояли начищенные до блеска штиблеты. Рядом с ними стояли шесть аптечных склянок. На одной с желтоватой жидкостью было написано: «Машинное масло». На другой, с более густой коричневой массой, была наклейка: «Цилиндровое масло». Третья баночка была с маслом веретенным. Четвертая – с норвежской ворванью. Пятая склянка была заполнена почти черной массой и имела наклейку: «Масло вагонное зимнее».
Шестая баночка, самая маленькая, содержала очень ценное костяное масло, частично вытягиваемое из костяного мозга животных, частично получаемое из бычьих и овечьих костей. Оно имело невероятную липкость, не становилось прогорклым, употреблялось для смазки точных приборов и «тонких» механизмов и стоило дороже других масел.
Сам же Иннокентий Самуилович сидел за складным столиком возле окна, выходящего во двор, и что-то колдовал с белилами, разнокалиберными кисточками, тушью, чернилами, лупой и прочими принадлежностями бирочника
[12], изготавливающего дублеты
[13].
– Проснулись? – не поворачиваясь к Голенищеву-Кутузову, произнес он. – Погодите минутку, сейчас кое-что закончу, и будем завтракать.
Эта минутка растянулась почти на час. Но Иван не торопил мастера и не лез под руку: терпеливо ждал, когда тот завершит начатое.
– Ну вот, ваша метрика готова, – наконец отодвинулся от стола Иннокентий Самуилович. – Вернее, выписка из метрической книги. Проголодались?
