Книга Жиган, страница 28. Автор книги Евгений Сухов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Жиган»

Cтраница 28

Начали бастовать рабочие трамвайного депо. Все тысяча тридцать семь человек. Вслед за ними прекратили работу около четырех тысяч рабочих Балтийского судостроительного завода. Их поддержали рабочие Кабельного и Гвоздильного заводов, Арсенал, Первая Государственная Табачная, Ниточная и Невская бумагопрядильные фабрики.

Бунтовала чуть ли не вся Россия. Крестьянские восстания в Тамбове и Сибири принимали массовый характер. Борис Савинков брал в Белоруссии один город за другим, а армия батьки Махно беспрепятственно господствовала от Бессарабии до Донбасса.

Лучшего момента для общероссийского восстания и свержения ненавистной власти большевиков не придумать. И Кронштадт решил поддержать волнения в Петрограде, выступив раньше намеченного срока. Что было большой ошибкой…

К началу весны, несмотря на ввод в городе военного положения, бастовал уже весь Петроград. Улицы были засыпаны листовками с призывом к восстанию. Их днем и ночью печатал Николай Гумилев: ленты для печатной машинки, которые в Петрограде являлись страшным дефицитом, и деньги на приобретение бумаги привез ему из Финляндии Нижегородцев-Шведов.

Петроградская Губчека только за одну неделю арестовала до тысячи человек. Тюрьмы и арестные дома переполнены. Массовые аресты привели к тому, что к уже имеющимся требованиям и лозунгам добавился еще один: «Распустить ЧК!»

Силами 7-й армии под командованием Тухачевского мятеж в Кронштадте был подавлен. Кто выжил – ушли в Финляндию.

В Петрограде появился хлеб, который выдавался не только по карточкам, но и поступал в продажу в те несколько магазинов, что еще работали. Рабочие успокоились, забастовки прекратились, к тому же введенное чрезвычайное положение в городе и репрессивные меры чекистов по отношению к бастующим отнюдь не способствовали желанию у рабочих бузить и митинговать. У «Петроградской боевой организации» иного выбора не оставалось, как скрупулезно и неспешно подготавливать новое восстание.

Главные курьеры организации Голубь и Нижегородцев продолжали свои рейды в Финляндию и теперь, кроме писем и денег, приводили в Петроград боевиков, набираемых из числа выживших и желавших продолжать борьбу кронштадтских матросов. Этим кронштадтцам терять было уже нечего, поэтому руководители «Петроградской боевой организации» намеревались использовать их как военный отряд для диверсий, террора и громких общественных акций.

Организация постепенно набирала обороты. Динамита в ее тайных схронах было столько, что можно было одним махом разнести по кирпичику всю Петропавловскую крепость.

Еще в апреле на одном из совещаний отдела было решено покончить с ненавистным диктатором Петрограда Григорием Зиновьевым, председателем Петросовета. Жил он на втором этаже в пятикомнатном номере отеля «Астория», который назывался теперь «Первый дом Петроградского Совета». Было решено взорвать Зиновьева в его номере, для чего в число служащих отеля внедрился законспирированный боевик. Также руководство военного отдела продумывало план нападения боевиков на поезд наркома Льва Красина и снеслось с Борисом Савинковым, планирующим в конце августа двадцать первого года покушение на Ленина и Троцкого, что должно было стать сигналом к общему восстанию в Петербурге.

Но… не случилось. Чекисты вышли на главу отряда боевиков, и тот стал давать показания. После чего начались массовые аресты.

В самом конце мая был арестован Таганцев. При обыске в его квартире было обнаружено большое количество денег. На вопрос о происхождении этих денежных сумм Владимир Николаевич ничего не отвечал, равно как и о «Петроградской боевой организации». Профессор молчал полмесяца. Потом его сломали, и он стал давать показания. Взяли всех, кто был причастен к организации. Пришли и за Иваном.

– Гражданин Голенищев-Кутузов, немедленно откройте!

Приход чекистов неожиданностью для него не был. Еще в первые дни переезда в эту квартиру на Лиговке Иван оборудовал для своих документов славный тайничок. И не под половицей скрипучей или под шкафом, а прямо в стене под окном. Заметил, что в полусажени от пола кирпич один едва держится. Вынул его, стесал малость боковину, чтобы стал поуже, завернул в тряпицу немного денег и документы на имя великолукского мещанина Петра Степановича Голованова и сунул все это в дыру, а кирпичик тесаный на место поставил. Трещинки известкой промазал, чтобы в глаза не бросались.

Чекисты тщательно обыскали квартиру, но так ничего не нашли. За самим же Иваном следили остро, держа «наганы» взведенными, тут не сбежишь, а если попытаешься, так враз пулю схлопочешь.

Привезли Ивана в ДПЗ на Шпалерной. Посадили в одиночку, держали на одной воде.

На третий день повезли на Гороховую. И пошли допросы…

– Расскажите о вашем участии в «Петроградской боевой организации». Учтите, нам многое известно и об этой организации, и о ее участниках, и о вас в том числе… Мы просто хотим удостовериться, будете вы говорить правду или нет.

– Я вообще ничего не буду говорить. Никакой организации я не знаю и тем более не состою в ней, так что все ваши усилия напрасны.

– Значит, вы не хотите помочь брату и сестре? Что ж, мне тогда жаль их.

– Ничего тебе не жаль, – сквозь зубы процедил Иван, глядя в белесые глаза следователя. – Это мне жаль, что ты, сука, не попался мне где-нибудь под Новороссийском или в кубанской степи…

На следующих допросах Иван все отрицал, виновным себя не признал и от дальнейших показаний отказался. После чего его не трогали вплоть до дня расстрела…


Следствие было коротким. К расстрелу приговорили шестьдесят одного человека, потом еще тридцать семь. В расстрельных списках значились сам Таганцев с супругой, группа профессоров и инженеров, бывшие дворяне и офицеры, матросы-кронштадтцы, домохозяйки, сестры милосердия и просто знакомые Таганцева. Женщин в списках числилось шестнадцать человек. Две из них были беременными…

О раскрытии заговора Таганцева писали газеты «Известия ВЦИК» и «Петроградская правда». А 24 августа коллегия Петроградской Губчека вынесла постановление о расстреле. Ни прокуроров, ни адвокатов, отсутствовало какое-либо правосудие.

Исполнять постановление принялись немедля. Ночью всех приговоренных к расстрелу вывели из дома предварительного заключения, повезли на Гороховую в Губчека и завели во двор. Там стояли крытые брезентом грузовики. Арестантов сковали по двое в наручники и посадили на грузовики. Одного из них сковывать было не с кем. Это был Николай Гумилев. Держался он спокойно, правда, много курил. Увидев Ивана, кивнул. Также кивнул Юрию, прикованному к какому-то матросу, беспрестанно сплевывающему и матерящемуся. Ольга была в паре с крестьянкой лет шестидесяти, которую обвинили в «предоставлении квартиры финским и американским шпионам». А она, похоже, всего-то хотела подзаработать малость деньжат…

Грузовики двинулись в направлении вокзала Ириновской узкоколейки, что находился против Смольного на противоположном берегу Невы. Проехали станцию Бернгардовка, потом повернули в сторону Ковалевского леса, где находился Ржевский пороховой полигон. Там всех выгрузили и, сняв оковы, завели в здание порохового погреба.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация