Сеславин поманил его, доставая еще пятьдесят франков. Чернобородый обошел каляску и приблизился со стороны рва.
– Я говорю, надо как следует прибавить, мосье, – нахмурившись, проворчал разбойник. – Что вы суете мне мелочь? – Он вдруг злобно ощерился. – Давай десять тысяч франков!
В ту же секунду Сеславин вырвал у него из руки дубинку и с бешеной силой ударил вымогателя в висок. Тот рухнул в ров, не успев применить свой пистолет.
– Гони! – с той же бешеной силой крикнул Сеславин почтальону. Тот, хотя и не понял по-русски, хлестнул лошадей. Каляска понеслась по тракту с грохотом колёс и копыт. Бранясь, как казак в атаке, Сеславин вытащил из баула пистолеты. К счастью для грабителей, они остолбенело продолжали стоять на месте, иначе получили бы меткую пулю в лоб. Лошади мчались под хлыстом почтальона. Коляска пропала в вечернем сумраке. Разбойники не пытались ее догнать. Дальнейшее путешествие оказалось спокойным.
И наконец Сеславин оказался в Швейцарии. Изумительная красота сахарно-белых, голубоватых, словно отражающих небо на закате темно-розовых ледников. Озера, водопады и чистенькие, ухоженные, богатые городки с трудолюбивыми, честными швейцарцами. Правда, Женева показалась Сеславину чересчур шумной: здесь слишком много английских и немецких дам с мужьями, детьми, гувернантками и лакеями. Широкополые шляпы модниц с перьями и вуалями и с буфами на рукавах платьев. Добропорядочные джентльмены в цилиндрах и цветных фраках, с бледными панталонами и золотыми цепочками от швейцарских хронометров поверх атласных жилетов. Разноязыкий говор, натянутая благопристойность, курортные сплетни, светский флирт утомили Сеславина. Он предпочитал одиночество и близость снеговых вершин. Неподалеку от Лозанны он снял мызу на берегу Женевского озера и здесь, в горах, провел лето.
Из своей мызы под Лозанной он начинает совершенствовать навык восхождения в горы. У него было непреодолимое желание сравнить три пути в Альпах: первый – великого полководца древности Ганнибала (его переход через заснеженный перевал с огромной армией, конницей и боевыми слонами, совершенный с изумительным искусством и быстротой, вызвал некогда удивление изучавшего военную историю Наполеона); стремительный бросок самого Бонапарта, в двадцать шесть лет начинавшего свои завоевания и проникшего в Италию узкими губительными ущельями близ пика Сен-Бернар под трехцветными, пробитыми пулями революционными знаменами; и третий, самый опасный, поразительный по отваге и сверхчеловеческому напряжению – путь великого русского полководца Суворова, освободившего от французов Италию, перешедшего Альпы и нанесшего поражение наполеоновскому соратнику.
Вскоре Сеславин разыскал местного проводника, его звали Курт, – крепкого парня, не раз водившего в горы иностранцев.
Проводник разбудил его перед рассветом. Звезды уплывали в глубины Вселенной. Горные пики из фиолетовых превращались в пурпуровые, потом засверкали и заискрились, будто облитые расплавленным серебром. Чистейший ледяной воздух наполнял грудь, возбуждая стремление прийти к цели, несмотря ни на какие трудности и опасности. От Мартиньи они прошли через Большой Сен-Бернар в Аосте, оттуда через Малый Сен-Бернар в Италию – в Пьемонт и через Мутию, Мон-Блан возвратились в Мартиньи, сделав 65 французских миль (260 верст) за пять дней на высоте от десяти до одиннадцати футов в вечных альпийских снегах.
В дороге у Сеславина несколько раз открывалась рана. Проводник перевязывал ее, но делал это грубо и неумело. Иногда боль становилась нестерпимой. Сеславин не в силах был продолжить поход. Приходилось по нескольку часов лежать в сложенной из камней хижине или у костра на снегу, ждать, пока спадет жар и боль утихнет. И все-таки он продолжал задуманный им маршрут.
Отдохнув в деревеньке Бриге, он дошел с проводником до местечка Айроло, где Суворов разбил французов, и начал переход через Сен-Готард, опаснейший и крупнейший горный хребет.
Это был титанически трудный поход.
Крутые, обрывистые скалы, петлявшая между ними тропинка над самым краем пропасти, куда с шорохом осыпались из-под ног снежные комья и, звонко отламываясь, падали осколки льда. Гранитные глыбы и наплывы рыхлого снега могли в любую минуту от резкого звука рухнуть и превратиться в лавину. Каким же чудом удалось суворовским полкам пройти мимо оледенелых обрывов и гибельных круч?! Но ведь прошли же, прошли! И, может быть, здесь, у этого камня останавливался на своей казачьей лошадке маленький старик с седым хохолком на темени. Может быть, здесь и сказал он солдатам слова, утвердившиеся в истории войн: «Где олень пройдет, там и русский солдат пройдет; а где олень не пройдет, там русский солдат пройдет».
Сеславин добрался до Чертова моста: узкой каменной перемычке над бездной. Отступая, французы взорвали ее тогда, но Суворов приказал разобрать горную хижину и связать бревна офицерскими шарфами. Тут и теперь был довольно узкий и ненадежный мост.
Сеславин пошел дальше, через перевал Фурка до истоков Роны и Рейна, потом повернул назад.
На обратном пути через Чертов мост поскользнулся и чуть не сорвался в пропасть, но, уцепившись руками за ледяной карниз, сумел выбраться с помощью проводника Курта в безопасное место.
За две недели Сеславин прошел сто семьдесят верст. Местные жители, опытные альпийские горцы, не могли этому поверить. Они собирались из разных селений, чтобы взглянуть на «безумного» русского, бешено карабкающегося по горам и почти бегающего над пропастями по ледяным тропинкам.
Следуя по пути молодого Бонапарта, Сеславин спустился в благодатную долину Ломбардии, славящуюся пшеничными нивами, роскошными садами и прекрасными виноградниками. А также маленькими городками, сохранившими мраморные фонтаны, величавые соборы и изящные палаццо позднего Средневековья (в истории искусств названного эпохой Возрождения). Правда, все эти дворцы и церкви беззастенчиво ограбил Наполеон. Теперь здесь властвовали австрийцы, угнетая всякое проявление национальной суверенности итальянцев. Их яро поддерживал Ватикан, а гражданскую мысль контролировали иезуиты.
Не переводя духа, Сеславин едет из Милана в Брешию, оттуда в Кастельнуово, потом в Верону и Винченцу. Затем следуют Мантуя, Кремона, еще несколько красивых маленьких городков и, наконец, Генуя. Казалось, это живописец стремится видеть картинные галереи или архитектурные ансамбли зодчий. Но Сеславин прежде всего осматривает места сражений и передвижения суворовских войск во время победоносного «италийского» похода, когда самоуверенные солдаты Франции вынуждены были панически отступать перед неудержимым напором русской армии.
VI
Из Генуи Сеславин морем отправляется в Ливорно, потом через Пизу едет во Флоренцию, Рим, Неаполь, где проводит короткую сырую зиму.
Здесь с ним случилось довольно забавное и опасное происшествие.
Находясь в Риме и остановившись в фешенебельной гостинице, Александр Никитич спустился как-то вечером в просторный перистиль, где в одном из уставленных столиками пределов обосновался игорный притон. Никогда не интересуясь картежной игрой, он сел в свободное кресло и закурил трубку. Из праздного любопытства наблюдал за сражением игроков на зеленом сукне.
