Здесь, в этой чужой стране, Иоанна присматривалась и видела кругом себя простодушных, добрых людей, ласковых, гостеприимных; но вместе с тем Иоанна чувствовала, что эти простодушные люди не поддаются ей, как-то сторонятся от нее сердцем и мыслью, как бы остерегаются ее.
У нее быстро завелось много знакомых в Петербурге – и мужчин, и женщин, и сановников, и придворных, и неслужащих дворян, и из высшего круга, и из среднего сословия. Все принимали французскую графиню, но далее любезных приемов дело не шло. Никем еще Иоанна не могла вертеть на свой лад ради достижения своих целей.
Единственно, что утешало ее, была удача относительно главной цели ее путешествия. На ее счастье, графиня Зарубовская с первой же встречи поддалась ее влиянию и поддавалась все более. Что касается до старика графа, Алексея Григорьевича, то он долженствовал, по убеждению Иоанны, скоро начать ее обожать.
«Да… Но когда? Скоро ли? Когда все это устроится и удастся! – думала Иоанна. – Мы не можем время терять… Мы должны спешить».
Сам глава компании этих чужеземцев после некоторого времени пребывания в Петербурге тоже смутился духом. Он ожидал лучшего приема в северной столице; он думал, что слава его мага и кудесника давно достигла сюда и что на берегах Невы он будет иметь тот же блестящий успех, что и на берегах Сены.
Мечтая во время длинного пути, Калиостро часто в своих грезах видел себя окруженным двором русской императрицы и все раболепно преклоняются перед ним, магом, знаменитым на всю Европу… А золото русских бояр, простодушных и полудиких, сыплется в его карманы!.. Мало того! Императрица знакомится с ним и, околдованная им, совещается с ним по самым важным государственным вопросам, разрешает ему учредить несколько масонских лож в главных городах России, жалует ему знаки отличия, придворное звание, кресты и ценные подарки. И скоро он, кудесник, держит в руках судьбы громадной полудикой снежной страны! Он не первый министр в этой империи по званию, но могущество его на деле равняется могуществу славного по всей Европе знаменитого князя Потемкина.
Это были грезы Калиостро во время пути, и он имел отчасти право мечтать подобным образом.
Всюду до сих пор – в Мадриде, Лондоне и Париже – он имел огромный успех. К нему все шло и бежало – и высшие слои общества, и простонародье. Если подобное совершалось в просвещенных странах, то что же должно быть в дикой и варварской стране? В ней все будет у его ног.
Калиостро назвался графом Фениксом не ради того, чтобы из предосторожности скрыть свое настоящее имя, как это сделала баронесса д'Имер, а ради соблюдения этикета всех путешествующих важных сановников. Подобная замена имени всем известным «инкогнито» была в моде.
Умный и хитрый сицилианец сразу увидел и понял, что ошибся совершенно: или слава об его деяниях еще не достигла до Петербурга, или обитатели этой страны были еще слишком мало испорчены нравственно, еще чисты сердцем. Или, быть может, они настолько привержены к своей религии, что слава духовидца, масона, вызывателя мертвецов и заправителя всякой чертовщиной этим людям не по плечу.
Все относились к магу и волшебнику, как дети к интересной, но страшной картине. И хочется поглядеть, и сердце дрожит. Главное же, о чем мечтал Калиостро и что было ему нужно, – русские червонцы – не сыпались из рук боярских в сицилианские карманы. А это всего более смущало кудесника. Об этом все чаще начал он совещаться с Иоанной, и было наконец решено, что надо спешить в главном деле на все лады, чтобы как можно скорее добиться цели. Или победить, или быть побежденными, но не затягивать дела в долгий ящик. А пока надо было подумать как-нибудь пополнить кассу путешественников.
– Озаботьтесь, графиня, насчет нашей кассы, – объявил однажды своему другу граф Калиостро. – Что касается до меня или, вернее сказать, до Лоренцы, то у нее есть новый знакомый, которому нет подобного во всей этой империи. Он человек страшно богатый и человек с добрым сердцем. Лоренца сумеет выманить у него денег якобы в долг.
– Браво! – воскликнула Иоанна. – Неужели сам князь познакомился с Лоренцой?
– Скажите лучше: Лоренца сумела познакомиться с ним!
– Сам знаменитый царедворец Потемкин?!
Но Калиостро ни слова не ответил и только многозначительно и самодовольно улыбался.
– И хорошее дело, – загадочно произнесла Иоанна. – В случае чего он за нас заступится. Ведь здесь не Франция. Рассердится ваш энциклопедист и философ на троне и сошлет нас на границы свои, но не западные, а восточные… А вы знаете, какие они и где? Родина эскимосов и камчадалов.
Калиостро начал весело хохотать, но вдруг остановился и выговорил:
– А вот что, графиня де Сент-Имер. Я хочу сообщить весь наш план нашему мушкетеру Норичу. Я боюсь его ребяческих понятий. Надо, чтобы он заранее знал, что мы хотим именно произвести с младенцем-графом, его соперником.
– Избави Бог! – воскликнула Иоанна. – Он никогда не согласится. Все пропало тогда. Нет, надо ему тогда открыть все, когда будет поздно… поздно не соглашаться.
– Вы стоите на этом? – серьезно спросил Калиостро.
– Да. Сто раз да!.. Я уж хорошо изучила теперь этого чудака! Доброе сердце – и его всегдашний сателлит малый разум! – иронически произнесла Иоанна.
– Ну так будь по-вашему. Помолчим до поры до времени.
XVI
Из всего общества, явившегося в Петербург, честный и прямодушный Алексей был смущен более всех. С одной стороны, дело его не ладилось. Цели своего прибытия сюда юноша отчаивался достигнуть. С другой стороны, он начинал все более подозревать своих новых друзей. Природный разум и чуткое, благородное сердце говорили ему, что он опрометчиво сошелся с людьми темными и загадочными.
И вот здесь, в Петербурге, они совершают что-то такое, что тщательно скрывают от него и от его сестры и невесты.
В первый раз, когда Алексей отправился с замиранием сердца в дом своего деда, когда доложили о нем, то уже в прихожей Алексей увидел, какое впечатление произвело его посещение. Даже дворня вся смутилась, поднялась на ноги и заметалась. Весь дом вдруг заходил ходуном.
Графиня приняла его встревоженная, даже бледная, даже отчасти оробевшая. Но через несколько мгновений, после нескольких слов беседы, ее смущение перешло в нескрываемый и страшный гнев.
– Как вы смели опять приехать в Россию! – сказала она, и побелевшие губы ее дрожали. – Вы желаете опять попасть в крепость?.. Так я скажу вам, что этого не будет!.. Будет хуже и уже без пощады! На всю вашу жизнь. Вы будете в кандалах и в Камчатке!
Алексей и не ожидал лучшего приема от этой женщины, которая, конечно, должна была ненавидеть его. Он стал объяснять ей подробно и хладнокровно цель своего прибытия в Россию.
– Поймите, графиня, – сказал он, – что я прошу немного. Пусть дед мой поможет мне только получить аудиенцию у императрицы и вручить ей письмо французской королевы. И затем, если государыня согласится на просьбу женщины, стоящей так же высоко, как она сама, тогда вы можете согласиться и на то, что я попрошу у вас.
