– Надо зажечь факелы! Где факелы? – закричал другой голос, не лишенный некоторой властности.
– Вот они, Голубок.
– Зажигайте! И вытаскивайте эту цыпочку из кареты.
Гонтран изумлялся все больше и больше. Что происходит? В первый момент он подумал, что карета остановилась по его просьбе, но теперь, при свете факелов, видел вооруженных людей, державших лошадей под уздцы. Вокруг почтовой кареты были и другие люди. Время от времени раздавалось грубое словцо или проклятие. Маринетта, ухватившись за Гонтрана, дрожала.
– Загляните в дорожные сундуки! – вновь послышался голос – тот самый, что требовал зажечь факелы.
У Гонтрана отпали последние сомнения – мадам де Сентак стала жертвой вооруженного разбоя на большой дороге, преступления, которое в те времена случалось гораздо чаще, чем принято считать в наши дни.
Пропитанные смолой факелы отбрасывали на лица злодеев дымные отблески. Кто-то рылся в дорожных сундуках, кто-то даже допускал грубое обращение с мадам де Сентак. Сцена представляла собой полное разграбление.
Выходить из экипажа Эрмина не желала. Бандит, по-видимому, командовавший остальными, взял факел, подошел к дверце и осветил лицо мадам де Сентак, рискуя воспламенить занавески.
– Черт возьми, – сказал он, – а она хорошенькая.
– Я нашел изысканное вино! – воскликнул бандит, шаривший в очередном дорожном сундуке.
– А я – четыре мешочка экю, – добавил другой.
– Эге! Да нас здесь ждала изумительная встреча! Андюс, если бы не умер, был бы очень доволен.
Гонтран не знал, что делать. Если бы рядом не было Маринетты, он наверняка предпринял бы попытку и бросился в одиночку на врага. С другой стороны, он надеялся, что разбойники удовлетворятся лишь тем, что ограбят карету, а для мадам де Сентак потеря незначительной денежной суммы не имела никакого значения.
Но когда он увидел, что предводитель всех этих мерзавцев бесцеремонно разглядывает Эрмину, кровь прилила к его лицу и он собрался с силами, чтобы вцепиться негодяю в глотку.
– Ну же, красавица, выходите, – гнул свое тот, – мы должны посмотреть, не прячете ли вы в подушках, на которых сидите, нескольких банковских билетов.
И негодяй бесцеремонно схватил Эрмину за запястье. Та не закричала, но руку вырвала.
– Ах-ах-ах! – продолжал бандит. – Мы решили немного пожеманничать.
Гонтрана захлестнула волна гнева. Позабыв о Маринетте, не думая о том, что его со всех сторон окружают враги, он выхватил из карманов два пистолета, захваченных для участия в совместной с жандармами экспедиции…
– Посмотрим, будешь ли ты так строптива, когда окажешься вскорости в Совиной башне.
Не успел он закончить эту дерзкую фразу, как раздался выстрел, сопровождаемый громовым окриком Гонтрана: – Мадам де Сентак никому не позволено трогать!
Бандиту досталось. Ранение было несмертельным, но пуля раздробила ключицу. Негодяй закричал от боли, затем зарычал от ярости.
Вне себя от гнева, Кастерак ринулся в самую гущу бандитов. Оттолкнув тех, кто ближе других подошел к карете, он встал напротив этого сброда и направил на них второй пистолет.
Воспользовавшись тем, что разбойники в изумлении отступили перед смелой атакой Гонтрана, мадам де Сентак быстро отодвинулась в глубь кареты.
Но всеобщее ошеломление не могло длиться долго. К счастью, из-за тумана грабители могли стрелять из огнестрельного оружия только в упор. Они за несколько секунд собрались с силами и самые храбрые тут же двинулись на доблестного защитника Эрмины.
Факелы освещали сцену боя плохо, но все же достаточно, чтобы Гонтран мог увидеть наносимые ему удары.
По нему несколько раз выстрелили из ружей, но не попали.
– Кто он такой, черт бы его побрал? – спросил кто-то.
– А нам почем знать?
– И что ему надо?
– Мне надо, – звонким и непререкаемо властным голосом воскликнул Гонтран, – чтобы вы пропустили эту карету вместе с грузом и пассажирами!
– Деньги тоже оставить? – спросил насмешливый голос.
– Да, деньги тоже! – с нажимом сказал Гонтран.
Ответом ему был раскат хохота, хотя и не очень убедительный.
– До этого типа мы доберемся не с помощью ружей или пистолетов, а с помощью ножей! – воскликнул один из нападавших.
– Точно! На ножи его! – тут же стали вторить ему остальные.
– Это вам дорого обойдется! – закричал Кастерак. – У меня еще осталось четыре выстрела, и можете быть уверены, что четверо из вас останутся лежать на земле.
В толпе нападающих самых рьяных часто отрезвляет мысль о том, что им, не исключено, придется расплатиться за всех. Услышав ответ Гонтрана, бандиты дрогнули.
В то же время те, кто стоял в задних рядах и думал, что не станет одним из тех четверых, для кого у Гонтрана были припасены пули, вновь подняли крик.
– На ножи его! На ножи!
На этот раз бандиты, находившиеся в первых рядах, наполовину по своей воле, наполовину подталкиваемые сообщниками, двинулись на юного канадца.
Для Гонтрана все было кончено. Внутренне он был в этом совершенно уверен, но даже не сдвинулся с места. При мысли о том, что ее защитнику угрожает опасность, мадам де Сентак пришла в ужас.
Из груди нападавших вырвался крик ненависти, они занесли свои ножи над Гонтраном, но тот молниеносно пригнулся, сбил с ног с полдюжины врагов и тем самым пробил себе проход.
В этот момент чей-то громовой голос вдруг произнес слова:
– В чем дело? Что здесь происходит?
Гонтран, полагая, что провидение ниспослало ему нежданную помощь, закричал:
– Здесь убивают мадам де Сентак.
– Мадам де Сентак! – повторил голос.
И тут же до слуха Кастерака донесся отчетливый звук тумаков, которыми награждали бандитов.
– Назад, мерзавцы, назад! – вновь закричал спаситель, свалившийся будто с неба. – По какому праву?
Гонтран вскочил на ноги.
– Сюда, сударь, сюда, большая часть разбойников здесь, слева.
Не удостоив его ответом, нежданный спаситель стал расталкивать бандитов и разгонять их, демонстрируя редкую силу. Так что две минуты спустя вокруг кареты из них уже не осталось ни одного.
Тогда храбрец, совершивший этот подвиг, подъехал в темноте к дверце и сказал:
– Успокойтесь, мадам, опасность уже позади.
– Странно, – заметил Кастерак, – у меня такое ощущение, что я знаю этот голос.
Он подошел к дверце и попытался разглядеть человека, которому теперь был обязан жизнью, но факелы исчезли вместе с бандитами, и разглядеть лицо спасителя было невозможно.
