– Аминь, – изрекла со смехом Эрмина.
– Мадам, прошу вас, будьте так добры позвонить в колокольчик…
– Зачем?
– Приказать привести сюда Маринетту, я заберу ее с собой.
Мадам де Сентак дернула за шнурок звонка. На пороге вырос ливрейный лакей.
– Найдите девушку, которая приехала со мной ночью. Она должна быть внизу.
– Должен сказать, мадам, что ее у нас уже нет, – ответил слуга.
– Вот как? Где же она?
– Уехала полчаса назад.
Все происходящее досаждало Гонтрану все больше и больше. Он снова взял слово и спросил: – Господин де Сентак вернулся?
Услышав этот вопрос, слуга поднял на мадам де Сентак вопрошающий взгляд, пытаясь понять, следует ли ему отвечать.
– Скажите господину де Кастераку, вернулся ли господин де Сентак.
– Нет, – ответил слуга, – его еще нет.
– Замечательно!
Когда слуга закрыл за собой дверь, Гонтран встал и сказал:
– Разрешите откланяться, мадам.
– Друг мой, у вас напрочь удрученный вид.
– Есть от чего. Этой ночью я имел счастье оказать вам услугу.
– И услугу огромную.
– Взамен я попросил вас о совершенно простой вещи, но вы мою просьбу проигнорировали. Послушайте, мадам, я не могу уйти, затаив на вас обиду, поэтому попрошу вас еще об одной вещи.
– Несмотря на легкомыслие, с которым я отношусь к данным мною обещаниям?
– Да, мадам, несмотря на ваше легкомыслие, – ответил Гонтран, побледнев и приняв крайне серьезный вид.
– Слушаю вас.
– Дайте мне слово чести, что на этот раз сделаете, как я вас прошу.
– Ох! Полно вам! Во-первых, я просто так не даю слово чести.
– Ну хорошо, мадам. Соблаговолите лишь пообещать мне в течение двух недель ни словом не обмолвиться господину Сентаку о том, что я вам сегодня рассказал.
– Мне это сделать будет тем более проще, – ответила Эрмина, – что с господином де Сентаком я вижусь очень редко.
– Вы даете мне слово чести?
– Да, даю.
– И вы не будете рассказывать ему о том, что произошло в Бореше?
– Нет.
– Как и о Маринетте?
– Обещаю вам.
– Благодарю вас, мадам, у меня остается ваше слово чести, которому я верю. Не пройдет и двух недель, как вы обратитесь ко мне за помощью.
С этими словами Гонтран раскланялся. Двадцать минут спустя он уже был у Танкреда де Мэн-Арди, где ему сообщили, что Маринетта только что вернулась.
VI
Мадам де Сентак хоть и была обижена на Кастерака, но, поглядев ему вслед, поразилась его бледности и серьезному виду.
На какое-то время дама погрузилась в свои размышления. Схватившись рукой за подбородок, она обдумывала то, о чем только что рассказал Гонтран, и больше не смеялась.
Долго ли она пребывала в этом состоянии полузабытья? Этого не смог бы сказать никто. Как бы там ни было, вернуться к действительности ее заставил шум открывшейся двери.
Подняв глаза, она увидела, что в комнату вошел господин де Сентак.
Он был мрачен. Его глаза, обычно очень живые, блеск которых он неизменно старался приглушать, метали молнии – вероятно, помимо его воли.
Заметив обращенный на него взгляд жены, он, сделав над собой видимое усилие, принял безразличный вид.
– Здравствуйте, моя дорогая, – произнес он.
– Здравствуйте, сударь.
– Ах! Какой сухой тон.
– Вы удивлены? – спросила Эрмина.
– Ну конечно.
– Неужели! – простодушно воскликнула мадам де Сентак.
На какое-то время стало тихо.
– Неужели вы хотите упрекнуть меня в каком-нибудь предосудительном поступке? – спросил саиль.
– Боже праведный, – ответила Эрмина, – можете называть это как угодно, но тот факт, что я, войдя, не застала вас дома, по меньшей мере вызывает удивление.
– Вернуться вовремя у меня не было никакой возможности.
– Могу я спросить почему?
– Потому что я задержался.
– Где же?
– У одного друга, господина де Кастерака.
Эрмина взглянула на мужа, но тот и бровью не повел. Тем не менее она поняла, что супруг врет, и впервые всерьез задумалась о словах Гонтрана.
– Значит, вы всю ночь провели у господина де Кастерака?
– И несколько утренних часов тоже, – добавил Сентак, совершенно не подозревая о тех разоблачениях, которые Гонтран сделал его жене.
– Боже милостивый! Чем же вы там занимались?
– Я сознаюсь вам в прегрешении, которое нынешней ночью совершил в первый и, по-видимому, последний раз в жизни.
– Ах! Я не нуждаюсь в вашей исповеди.
– Это лишь еще один повод во всем признаться, – продолжал Сентак.
– Если уж вы так настаиваете, я вас слушаю, – ответила Эрмина.
– Я играл.
– Вы?
– Да, я! Вас это удивляет?
– В высшей степени.
За де Сентаком прочно закрепилась репутация скряги, и супруга прекрасно знала, что это было вполне обоснованно. Поэтому его признание Эрмину очень удивило, и она тут же заподозрила в нем ложь.
– И что же? Проиграли?
– Нет, выиграл.
– Тогда почему задержались? Неужели не знали, что в полночь я должна была вернуться домой?
– За это я прошу у вас прощения.
– Во всем Бордо вы, наверное, единственный человек, который не знает, что я стала жертвой нападения грабителей с большой дороги.
– Вы! – воскликнул Сентак, не на шутку удивившись.
– Да, сударь, да, я.
– Где это произошло?
– Немного не доезжая селения Бореш.
– В котором часу?
– Примерно в половине десятого.
– Помилуйте! Это невозможно.
– О чем это вы?
Сентак прикусил язык. Он, с позволения сказать, только что себя выдал и эта оплошность не ускользнула от внимания Эрмины.
– Отчего же невозможно? Все так и было, – продолжала она. – Слух об этом утром разнесся по всему Бордо, и если он не достиг ваших ушей, то игра, поглотившая вас, была, вероятно, очень интересной.
– Говорю же вам: я выиграл.
– Ну хорошо, а потом?
– Потом? Потом я не мог уйти и унести с собой столь крупный выигрыш. С моей стороны это было бы неделикатно.
