Эрмина, знавшая, как все происходило на самом деле, подняла на мужа большие, удивленные глаза.
– Я выиграл у господина Мартена восемьсот тысяч франков.
– У него нет такой суммы.
– Есть, но это все его состояние. Я решил повести дело так, чтобы он отыграл часть своих денег.
– Быть того не может.
– И предложил ему поставить на кон, оценив в десять тысяч франков его слугу-индуса, которого я давно хочу переманить к себе, но которого он до этого наотрез отказывался мне уступать.
Мадам де Сентак вздрогнула.
– Он хотел предложить мне сыграть на принадлежащий ему дом в междуречье Гаронны и Дордони.
– Но вы настояли на слуге?
– Да, и опять выиграл.
– Ах!
– Тогда мы сыграли еще одну партию, в этот раз на дом.
– И вам по-прежнему продолжала сопутствовать удача?
– Нет, господин Мартен все отыграл.
– Слугу-индуса тоже?
– Нет. Я выразил желание оставить его себе. Теперь он мой единственный выигрыш. Вы его вскоре увидите, этого индуса. Он великолепен.
– Как его зовут?
– Мюлар.
– В каком качестве мы сможем его использовать?
– Да в каком угодно. Он будет прекрасно смотреться на козлах нашей кареты – что кучером, что выездным лакеем.
– На выездного лакея я согласна, но вот на кучера – нет, – сказала мадам де Сентак. – Манера этих дикарей обращаться с лошадьми может обернуться бедой, и я не хочу, чтобы мы с вами подвергались опасности только потому, что вы выиграли в экарте
[9] какого-то там индуса.
– Как пожелаете, моя дорогая, так мы и сделаем.
– Благодарю вас, – сказала Эрмина, встала с кресла, подошла к окну и забарабанила по стеклу своими розовыми ноготками.
Взглянув на дорогу, она увидела, что по ней скачет прекрасный всадник. Великолепный вороной конь под ним сделал изящный пируэт и наездник повернулся к Эрмине лицом.
Мадам де Сентак посмотрела на молодого человека, которого нашла весьма красивым, и на лошадь, показавшуюся ей еще лучше.
После чего утратила к ним всякий интерес.
Тем не менее всадник продолжал гарцевать на своем коне, явно преследуя цель привлечь к себе внимание. И поскольку он упорно бросал взгляды на окно Эрмины, та посчитала более уместным вновь занять свое место у камина.
И вдруг осознала, что всадник является не кем иным, как ее спасителем, усилиями которого она минувшей ночью смогла ускользнуть от бандитов и продолжить свой путь.
– Вы знаете господина де Самазана? – вдруг спросила она мужа.
– Какого еще господина де Самазана?
– Господин де Самазан – дворянин, которому достало решимости оказаться на том же большом тракте, где меня остановили бандиты.
– Вот как? И что же он сделал?
– Всего-навсего обратил их в бегство.
– Прямо герой какой-то, – сказал Сентак.
Несмотря на твердое желание избавиться от жены он был ревнив, как настоящий индус.
– Герой не герой, но храбрости ему явно не занимать.
– И что же он, этот господин де Самазан, потребовал за свой подвиг?
– Ничего. Но я попросила его почтить нас своим визитом, пребывая в полной уверенности, что вы изъявите желание отблагодарить человека, спасшего вашей жене жизнь.
– И правильно сделали, моя дорогая. Разумеется, я горю желанием побыстрее увидеть этого странствующего рыцаря. По правде говоря, – добавил он, – вы так и не рассказали мне всех перипетий этого выходящего из ряда вон события.
– Если вы готовы меня выслушать, я готова их вам изложить.
– Я весь внимание, моя дорогая, – сказал Сентак. – Но сначала позвольте мне поудобнее расположиться в этом кресле; ну вот, я вас слушаю.
И тогда Эрмина рассказала о нападении, жертвой которого ей довелось стать. Упомянула она, конечно же, и о вмешательстве Кастерака, которого знал весь Бордо и о роли которого мужу наверняка поведал бы кто-нибудь другой, но о Маринетте не обмолвилась ни единым словом.
Когда ее рассказ был окончен, Сентак спокойно встал, вытащил из кармана длинную сигару, флегматично раскурил ее от головешки и сказал: – Из этой авантюры, закончившейся так счастливо и содержавшей в себе некий налет романтизма, который, помимо прочего, не мог вам не понравиться, вы, мадам, должны извлечь для себя урок.
– Какой же?
– Не стоит путешествовать ночью по краям, где бандиты кишмя кишат, особенно если вы везете в экипаже деньги и ценности.
– Но ведь я поступила так по вашему совету.
– Вы правы, поэтому я без малейшего стеснения признаю свою ошибку. Что же касается господина де Самазана, – добавил он, – то я наведу о нем справки, повидаюсь с ним и поблагодарю. Принимать его у нас, мадам, нет необходимости.
– Но почему?
– Потому что он показался мне слишком уж интересным.
Услышав этот резкий ответ, Эрмина встала, пожала плечами и вышла, оставив Сентака в гостиной одного.
Вернувшись к себе в спальню, она сказала себе:
– Муж солгал мне.
Затем мгновение помолчала и продолжила:
– Напрасно я старалась, при мысли о том, что господин де Сентак желает ввести в наш дом этого индуса, явно представляющего угрозу, меня охватывает волнение, и я ничего не могу с этим поделать.
«Неужели Гонтран ничего не преувеличил? Это надо выяснить и как можно скорее».
Она устроилась за небольшим бюро и стала писать.
Письмо было адресовано Годфруа де Мэн-Арди, мужу ее сестры. В нем Эрмина просила узнать, действительно ли де Сентак играл с Мартеном и выиграл ли он у него индуса.
Когда она уже дописывала послание, супруг, недолго остававшийся в салоне, зашел к ней в комнату. Увидев, что она растапливает воск, чтобы запечатать письмо, Сентак притворно равнодушным тоном спросил: – Вот вы где, моя дорогая. Важное послание?
– Да нет, самое что ни на есть обычное, – ответила она.
– Кому же адресована эта любовная записка?
– Моей сестре.
– Вот оно что!
– Такой ответ не вызывает в вас ревности?
– Ну что вы.
– Благодарю вас, вы очень любезны.
Эрмина, специально попросившая Годфруа сжечь ее письмо и не показывать его ни одной живой душе, чувствовала себя не в своей тарелке.
Опасаясь, что мужу захочется узнать его содержимое, она, презрев опасность, насмешливым тоном дала понять, что готова ему его показать.
