Сентак был слишком подозрителен, чтобы не догадаться, что жена обвела его вокруг пальца и что ей нужно сообщить сестре нечто очень важное. Но он знал и другое – если увязаться за Эрминой, она точно никуда не поедет. Поэтому он сказал себе, что если взяться за дело с умом, то все интересующие его сведения можно будет узнать и от Филиппины.
– Нет, моя дорогая, – ответил он, – хоть вы и называете меня тираном, я отпускаю вас одну.
Эрмина посчитала неуместным отвечать на его последние слова, спустилась вниз и села в экипаж.
В тот самый момент, когда тяжелая карета миновала ворота особняка Сентаков, расположенного на площади Дофин, вновь на своем вороном коне показался всадник, перед этим уже привлекший внимание молодой женщины.
Он совершил в седле несколько грациозных пируэтов, затем повернулся к Эрмине лицом и с улыбкой поклонился.
Женщина в ответ лишь холодно кивнула головой и поехала дальше.
– Это, должно быть, господин де Самазан. Беда лишь в том, что он показался мне слишком невоспитанным. Вместо того чтобы гарцевать верхом перед особняком с видом воздыхателя, лучше явился бы с визитом.
После этих слов Эрмина напрочь о нем позабыла, и у нее осталось лишь одно желание – побыстрее приехать к сестре.
Путь, впрочем, был недолог, и несколько минут спустя она уже входила в гостиную Филиппины.
Жена Годфруа осталась все такой же милой и симпатичной, какой мы ее когда-то знали. Она была самой очаровательной хозяйкой, о которой можно только мечтать, и Мэн-Арди, обладая таким сокровищем, считал себя счастливейшим мужем и отцом.
Рядом с Филиппиной на ковре возились трое очаровательных детей, старшему из которых, Клодиону, названному так в честь деда, было семь лет.
Увидев тетушку, он сбросил на пол младшую сестренку, до этого катавшуюся на нем верхом, и побежал обнять Эрмину. Самый младший, которому едва исполнилось год и месяц, был поглощен тем, что самозабвенно рвал книгу, доверенную ему матерью.
– Эрмина, дорогая моя, здравствуй, – сказала Филиппина.
– Здравствуй, сестра.
– Эге! Что-то ты раскраснелась, можно подумать, что у тебя неприятности.
– И да, и нет.
– Тогда рассказывай.
– А где Годфруа?
– Работает в библиотеке.
– Прошу тебя, вели его позвать.
– Прямо сейчас?
– Да, прямо сейчас.
– Но что случилось? – кротко спросила Филиппина.
– Сейчас узнаешь. А вот и Годфруа, так что трезвонить в колокольчик, чтобы позвать слугу, нет никакого смысла.
– Эге! Это же наша очаровательная, божественная сестренка Эрмина, прекраснейшая мадам де Сентак.
– Годфруа, друг мой, – сказала молодая женщина, – приберегите свои высокопарные речи до следующего раза и слушайте меня.
– Вот как? Значит, дело серьезное.
– Более чем.
– Я весь внимание.
– Для начала вы должны мне кое-что пообещать.
– Все, что пожелаете, сестренка.
– Мой муж никогда… слышите, никогда не должен узнать, зачем я сегодня к вам приезжала.
– Договорились, – ответил Годфруа, никогда не питавший к Сентаку особой симпатии.
– Ты, Филиппина, тоже не проболтайся, обещаешь?
– Обещаю, от всего сердца.
– Вот и хорошо! Мой дорогой Годфруа, я хочу знать, действительно ли мой муж, рассказавший утром долгую историю одной игры, в которой он проявил себя крайне бескорыстным человеком…
– Быть того не может.
– Так вот я хочу знать, действительно ли он играл.
– Кто был его партнер?
– Мартен с острова Маврикий.
– Это тот, у кого слуги всех цветов и оттенков кожи?
– Он самый.
– И когда же, по его словам, состоялась эта игра? – спросил Годфруа.
– Минувшей ночью.
– Мне это представляется маловероятным, – сказал Мэн-Арди.
– Да? Почему?
– Потому что господин Мартен как раз собирался в Бале и вчера вечером должен был уехать.
– Но уехал? Или нет?
– Это я узнаю уже в самом ближайшем будущем.
– Когда вы сможете мне об этом сообщить?
– Боже праведный, дорогая моя сестренка, если вы соблаговолите побыть несколько минут с Филиппиной, я быстро схожу к господину Мартену.
– Нет-нет, не делайте этого?
– Но почему?
– Потому что муж может тоже отправиться к нему – попросить удостоверить его ложь. Встретившись там с вами, он догадается, что вас послала я, а мне этого не хочется.
– Вы соблюдаете все мыслимые меры предосторожности. Дело становится все серьезнее и серьезнее.
– Наведите справки. Пошлите кого-нибудь, с кем муж незнаком.
– Нет ничего проще. У меня есть один бравый портовый рабочий. В данный момент он болеет, скучает и не откажется за двадцать су выполнить поручение. Я пошлю его, предварительно снабдив инструкциями.
Годфруа на несколько минут вышел.
– Мой человек ушел, – сказал он, вернувшись. – Я велел ему выяснить, когда уехал господин Мартен – вчера или сегодня.
– Отлично, благодарю вас.
– Значит, Сентак начал играть?
– Не думаю. Надеюсь поймать его с поличным и уличить во лжи.
– Он что, сказал, что проигрался, чтобы выманить у вас денег?
– Нет, напротив, утверждал, что выиграл.
– И что же?
– Этот его выигрыш меня как раз и пугает.
– Боже правый, что же он собой представляет? Живого крокодила?
– Не совсем. Муж привел в дом некое подобие обезьяны со свирепым взором.
– Обезьяны?
– Вроде того. Супруг называет это черное, отвратительное чудище индусом, само же оно отзывается на имя Мюлар.
– Значит, это слуга.
– Да, один из лакеев господина Мартена, – ответила Эрмина. – Помимо прочего, я буду крайне вам признательна, если вы выясните, числился ли в действительности этот Мюлар среди слуг Мартена.
– Черт возьми! Милое мое дитя, так значит, этот индус вас тревожит?
– Я его боюсь.
– Вы с ума сошли!
– Если угодно, можете считать меня сумасшедшей, но поверьте, если бы мои страхи не были подкреплены и другими основаниями, я никогда бы не озаботилась этим персонажем.
– Страхи? Другими основаниями? Помилуйте, Эрмина, над вами что, нависла угроза?
– На данный момент я больше не могу вам ничего сказать. Когда придет время и я буду нуждаться в помощи, можете быть уверены, что вы станете первым, к кому я обращусь.
