– И все равно – вы мне ответите!
– Нет!
– Я так хочу.
Эрмина посмотрела ему в глаза и пожала плечами.
Тогда он, словно тигр, набросился на молодую женщину, схватил ее за руки и сказал: – Отвечайте, а то я сломаю вам руки.
– Нет!
– Отвечайте, иначе я размозжу вашу голову о мраморную полку камина!
– Нет!
– Эрмина, вы взбесили меня до такой степени, что я больше собой не владею и могу совершить преступление. Отвечайте!
– Нет! Говорю же вам – нет, нет и нет!
– Это ваше последнее слово?
– Пытайте меня, можете даже убить, я полагаю, что вы на это вполне способны. Но знайте – я вам не покорюсь. Время вашей жестокости прошло.
– Мадам!
– Да и потом, если бы вы были умнее…
Договорить она не успела – Сентак, вне себя от гнева, схватил ее и поднял над головой.
– Если не ответите, – закричал он, – я швырну вас об эту стену!
Вместо ответа Эрмина, возбужденная еще больше мужа, ухитрилась влепить ему пощечину.
Тогда ярость затопила Сентака без остатка и в этом двуногом существе, сумевшем приобрести внешность и лоск цивилизованного человека, безраздельно воцарился дикарь.
Он выполнил угрозу и швырнул жену о стену. Та тихо вскрикнула и упала без чувств.
Но в этот момент к саилю внезапно вернулся рассудок. Он тут же отчетливо вспомнил свои планы и испугался, что убил ее.
– Мертва! – закричал он. – Мертва! Лишь бы она осталась жива!
Сентак стал бешено трезвонить в колокольчик.
Со всех сторон стали сбегаться слуги.
Тогда саиль задумался о том, какой линии поведения ему следует придерживаться и несколько мгновений спустя план был уже готов. Он взял Эрмину на руки и крикнул подбежавшим слугам: – Живо пошлите за доктором.
Ливрейный лакей бросился выполнять это приказание и скрылся за дверью.
– Вы, Жанна, – обратился он к своей горничной, – немедленно приготовьте для мадам постель.
– Боже праведный, что с ней?
– Выполняйте приказание, удовлетворить любопытство сможете и позже.
Жанна не заставила повторять приказ дважды и сорвала покрывало с кровати, в которую тут же уложили Эрмину.
Несчастная молодая женщина лежала совершенно неподвижно, не подавая признаков жизни. Сентак, которого опять спросили, что случилось, ответил: – Я не знаю. Она стояла на другом конце салона, затем встала на стул, чтобы разглядеть что-то на картине. После чего потеряла равновесие, упала на пол и сильно ударилась. Я даже не видел, как она падала, а о том, что с ней что-то случилось, понял только по грохоту.
Опровергать его слова, естественно, никто не стал.
Постоянный врач семьи Блоссак господин Брюлатур, старик, лечивший Эрмину с самого детства, тут же явился на зов.
– Что случилось? – спросил он, переступая порог.
Ему вкратце объяснили, что произошло, ссылаясь на слова Сентака, и эскулап немедля поднялся в комнату Эрмины.
– Она так и не пришла в себя?
– Нет, доктор, – сказал Сентак, напуская на себя огорченный вид.
– Пощупаем пульс. Очень слабо, но бьется. Она жива. Первое, что нужно сделать, это привести ее в чувство. Возможно, придется делать кровопускание.
– Доктор, вы же знаете, что вид крови вызывает у нее самые неприятные ощущения.
– Да, но она ничего не увидит, потому что лежит без сознания.
Он внимательно осмотрел несчастную, неподвижную Эрмину.
– Эти синяки, их хорошо видно, она вряд ли могла получить во время заурядного падения.
Затем обратился к Сентаку и сказал:
– Кто был с ней в комнате, когда произошел несчастный случай?
– Я.
– Больше никого не было?
– Нет.
– Очень хорошо. Не забудьте эту деталь, позже она может пригодиться, – сказал Брюлатур, обращаясь к слугам.
Затем доктор взялся выполнять свои обязанности, чтобы привести Эрмину в чувство. Но дело это оказалось трудным и кропотливым. Сентак, затаив дыхание, с неописуемым волнением следил за каждым жестом, за каждым действием врача. Если Эрмина заговорит, его песенка будет спета. Он прекрасно понимал, что жена не замедлит его обвинить и все рассказать, чтобы избавиться от человека, сначала ставшего ее мучителем, а затем и вовсе попытавшегося ее убить.
Когда тело женщины вздрагивало, когда время от времени сокращались ее мышцы, свидетельствуя о том, что в ней еще теплилась жизнь, он покрывался холодным потом.
Странное дело – он больше не хотел, чтобы жена умерла, ведь с ее смертью исчезла бы и надежда заполучить пятьдесят миллионов юного Давида, но и не желал, чтобы она полностью пришла в себя.
Нам неведомо, какой злой гений внял его сатанинским желаниям. Эрмина пришла в себя, но едва к ней вернулся дар речи, как она забилась в жестокой лихорадке и стала бредить. Дама была жива, но рассказать ничего не могла. А чудовищу, женой которого она стала по роковому стечению обстоятельств, только того и надо было.
Вечером господин Брюлатур, даже не пытаясь скрыть своего беспокойства по поводу состояния пациентки, заявил, что у мадам де Сентак воспаление мозга.
Убедившись, что Эрмина, по крайней мере до своего выздоровления, весьма гипотетического, не сможет ни обвинить его, ни рассказать того, что ей о нем было известно, саиль не удержался от отвратительной ухмылки.
Что, впрочем, совершенно не помешало ему и дальше лицемерно изображать глубочайшее огорчение. Он приказал слугам не отходить от жены ни днем, ни ночью и даже дошел до того, что спросил господина Брюлатура, не знает ли он какого-нибудь молодого, способного доктора, который присмотрел бы за Эрминой до тех пор, пока жизнь ее не будет вне опасности.
Приняв все эти меры предосторожности, он запечатлел на лбу больной иудинский поцелуй, заставивший ее вздрогнуть, и удалился к себе в спальню.
Едва он позвонил в колокольчик, как на его зов тут же явился Мюлар. Он молча подошел к хозяину и сел у его ног.
– Мюлар, моя жена заболела, ее жизнь в опасности, – начал тот разговор.
– Я знаю.
– А о причине ее воспаления догадываешься?
– Нет, но, полагаю, без вас здесь не обошлось, – дерзко ответил Мюлар, чья преданность при виде столь гнусных и коварных преступлений грозила дать трещину.
– Вижу, ты и на этот раз не одобряешь моего поведения.
– Собственное мнение я заимею только после того, как узнаю все обстоятельства произошедшего.
– Я поддался приступу гнева.
