– Не может быть!
– Вы помните трех агентов полиции, которые бросились в погоню за Жаном-Мари в тот день, когда он совершил свой дерзкий побег, и обнаружили его в небольшом домишке в Бегле?
– Да, помню.
– Тогда вы, вероятно, не забыли, что одного из них чуть не сожрал пес мясников, которого взял с собой гренадер.
– Да, этого агента звали Жозеф.
– Это был я.
– Вы?
– Да. Я совершенно открыто и, не питая ни к кому ненависти, хотел схватить Жана-Мари и передать его в руки правосудия. Латур и Жак, которые были со мной, не выполнили свой долг, и я на них донес. Но вместо того, чтобы арестовать их, начальство выплатило им вознаграждение, а меня лишило даже материального пособия, в котором я так нуждался. В больнице доктора отрезали то, что осталось от моих ног. Испытывая ко всему отвращение, озлобленный и разъяренный на полицию, я, чтобы отомстить, решил сделаться врагом общества и сразу после выздоровления стал главарем местной шайки бандитов, которых хорошо узнал, неоднократно их выслеживая.
Кадишон понятия не имела, как себя вести перед лицом этих откровений. В ее сердце поселилась смертельная тревога.
«Этот человек, должно быть, затаил против меня и Жана-Мари лютую ненависть. – думала она. – Да, Андюс спас мне жизнь, но уже очень скоро может в этом раскаяться и, как он только что сказал, заставить меня заплатить за потерянные ноги».
Бандит хранил молчание и, казалось, размышлял.
«Лишь бы он не узнал, что муж тоже прячется в этом подземелье…»
– Я должен был повстречать вас раньше, – промолвил бывший агент полиции, перекрасившийся в разбойника.
– Почему это?
– Потому что совсем недавно видел вашего мужа.
– Моего мужа! – воскликнула Кадишон, вовсю стараясь изобразить на лице удивление.
– Ну да, Жана-Мари. Неужели вы думаете, что такой полицейский, как я, может обознаться? Хотелось бы знать, что он делал в той галерее в сопровождении этих франтов, составлявших его эскорт.
Кадишон ничего не ответила.
– Вы боитесь, что скомпрометируете его и себя, если расскажете мне правду? – спросил Андюс.
Молодая женщина и на этот раз отделалась молчанием.
– Это заблуждение, – продолжал бандит. – Во-первых, я не в состоянии навредить Жану-Мари и не могу выдать его, не погубив себя. К тому же я больше не питаю к нему злобы. Теперь у меня появился другой предмет ненависти. Эту ненависть – жгучую, ужасную и нетленную – я перенес на общество, которое меня позвали защищать, но которое в обмен на те услуги, которые я хотел ему оказать, обошлось со мной самым скверным образом. Поверьте, Жану-Мари нечего меня бояться. Моя злоба к нему иссякла, и поскольку он изгнанник, то я скорее его защищу, если, конечно, у меня будет такая возможность.
Закончив свою речь, Андюс застонал, повалился на свой соломенный лежак и сказал: – Мне ужасно плохо! Как же я страдаю!
Услышав его стенания, Кадишон не смогла подавить в своей душе чувство сострадания. Человек, который лежал перед ней, когда-то желал ей смерти, но сейчас претерпевал мучения, причем жестокие, судя по этому крику боли.
– Что с вами? – спросила она. – Вас ранили?
– Да.
– Кто?
– Один негодяй. Я его вырастил, полностью на него положился, а он за это вонзил мне между ребер кинжал и бросил в воду.
– Семилан.
– Его вы тоже знаете?
– Приходилось слышать.
– В таком тумане, который был в тот вечер, мне лишь чудом удалось добраться вплавь до берега Гаронны.
– Вплавь? – переспросила Кадишон, в изумлении констатируя взглядом отсутствие у Андюса ног.
– Да. Я очень быстро научилась ходить на руках, с их же помощью мне приходится и плавать. Это не так трудно, как может показаться, при том, однако, условии, что у тебя нет ног. Я укрылся здесь, в этой галерее, о которой Семилан ничего не знает.
Тут бандит понизил голос, прислушался и прошептал:
– Погодите-ка, я слышу какие-то странные звуки.
С этими словами безногий калека решительно поднялся со своего убогого ложа и ползком, помогая себе руками, бросился во мрак подземелья.
Кадишон осталась одна. Мысль о том, что ее могут бросить в этом безрадостном склепе повергла ее в ужас. Андюс ее больше почти не пугал, только вот вернется ли он? Какая блажь заставила его расстаться с ней?
На ее счастье, ждать Кадишон пришлось недолго – бывший полицейский вернулся уже через несколько минут.
– В ближайшие дни здесь произойдет ужасная драма.
– Что вы хотите этим сказать?
– Вы знаете некоего господина де Сентака?
Услышав этот вопрос, Кадишон вздрогнула.
– Будет вам, по глазам вижу, что знаете, – продолжал главарь банды.
– Это он, – глухим голосом ответила женщина, – желая отомстить за шутку, решил погубить меня, бросив в пропасть, на краю которой вы меня нашли.
– Ах-ах-ах! – промолвил Андюс. – Значит, сейчас он такими делами занимается сам. А вам известно, что сей благородный дворянин – разбойник почище тех, что состояли у меня под ружьем?
– Конечно!
– И именно его я только что видел в дальнем конце подземелья в сопровождении смуглого типа с неприятной физиономией.
– Что им здесь делать? Лишь бы они только не повстречали моего мужа!
– Значит, вы признаете, что ваш дражайший супруг здесь, в моих владениях, у меня в плену? О нем мы поговорим немного позже.
Андюса скрутил очередной приступ, еще более неистовый, чем предыдущие, и из его груди вырвался новый крик боли.
– А все эта проклятая рана. Мне еще никогда не было так плохо. Ах! Ну, Семилан, ты дорого заплатишь мне за этот удар кинжалом, доставляющий мне столь страшные мучения.
И несчастный вновь скорчился на своей соломе.
– Кадишон, хотите, чтобы я простил вам все и даже напрочь позабыл о вашем муже?
– Что я должна делать?
– Возьмите вон ту мазь, сделайте повязку и приложите ее к ране. Этот мерзавец нанес мне удар в спину
[14]. Совершенно для меня неожиданно. С того самого дня, когда я стал его жертвой, рядом со мной не было никого, кто мог бы оказать подобную услугу. Может, это соблаговолите сделать вы?
– Хорошо, – ответила Кадишон.
– Чтобы спасти мужа?
– Нет, он здесь ни при чем, я сама того желаю, потому что не могу видеть, как вы страдаете.
С этими словами она взяла из рук Андюса флакон с мазью. Затем разорвала свой носовой платок и приготовила повязку.
