– Да? Так говорят?
– Весь город.
– Подумаешь! Я сумею заткнуть рты всем этим болтунам.
– Каким образом?
– Я сам вылечу жену!
– Вот оно что! А вы, стало быть, доктор?
– Нет, но когда-то в Пондишери один старый монгол поделился со мной некоторыми своими секретами. Один из них как раз и позволяет излечить болезнь Эрмины.
– Вы спасете жену! – повторил Семилан. – Не понимаю. Я предложил вам гениальный план, посредством которого все прошло бы гладко и ни один судейский не посмел бы сунуть нос в ваши дела. Но вы стали пороть горячку: полагая, что Давид умрет в тот же вечер, довели жену до состояния, внушающего опасения за ее жизнь, а теперь хотите ее спасти.
– Да, чтобы заткнуть рот злопыхателям.
– А еще – чтобы она не умерла раньше Давида. Впрочем, мне все равно. Беда лишь в том, что если Давид умрет, вам придется начинать все сначала.
– Тогда, мой дорогой Самазан, – сказал Сентак, – мы просто реализуем задуманный вами план.
– Я стану волочиться за вашей женой?
– Совершенно верно.
– Чтобы поставить под сомнение ее верность, – пошутил Семилан, чьи губы расплылись в характерной недоброй улыбке.
Сентак, которого этот сомнительный каламбур, казалось, ничуть не смутил, ответил не менее двусмысленной ухмылкой.
– Я сделаю это в тот самый день, когда Давид умрет, когда вы будете уверены, что положите в карман принадлежащие ему пятьдесят-шестьдесят миллионов.
– Да, в тот самый день! – ответил Сентак и глаза его полыхнули мрачным огнем.
– В назначенный час, – перебил его Семилан, – вы застанете меня во время непозволительного разговора с мадам де Сентак.
– И тогда…
– И тогда вы из двуствольного пистолета, один заряд в котором будет настоящий, а второй холостой, вышибите нам с ней мозги.
– В этом плане я подтверждаю нашу былую договоренность.
– Смотрите не ошибитесь и не всадите в меня пулю вместо холостого заряда.
– Полноте! Не бойтесь.
– Меня успокаивает лишь одно – в интересах дела жену вы должны будете убить первой.
– Сначала вы должны оказаться в моем доме.
– Разумеется. Полагаю, вы сами меня и проведете.
– Да.
– Когда?
– Когда мадам де Сентак будет в состоянии принимать визитеров.
– И как долго, по-вашему, придется ждать этого момента?
– Ха! Понятия не имею. Это будет зависеть от того, какой эффект на мадам де Сентак окажут мои снадобья.
– Впрочем, – сказал Семилан, – я не тороплюсь.
– Хочу дать вам совет, – сказал Сентак. – Когда будете видеться с моей женой, старайтесь говорить как можно меньше.
– Что вы хотите этим сказать?
– Я хочу сказать, что помимо вашей воли может заявить о себе привычка к развязным речам, что вас могут посчитать слишком плохо воспитанным для человека благородного происхождения, и что в этом случае кому-то захочется докопаться до корней вашего знатного титула.
– Знатный титул! – воскликнул Семилан. – Завтра я буду настоящим дворянином!
– Ну-ну.
– Неужели вы думаете, что выправить бумаги так трудно? Обладая полученной от вас суммой, я уже начал присматривать себе майорат, по приобретении которого владения Самазанов вновь станут блистать после периода забвения, обусловленного плачевным состоянием финансов бывших хозяев имения. К тому же я найду какого-нибудь художника либо умелого каллиграфа, стараниями которого станет ясно, как день, что мои предки, как и ваши, господин де Сентак, принимали участие в Крестовых походах.
Саиль не удержался от смеха.
– Ну что, договорились?
– Готовьтесь как можно лучше сыграть свою роль.
– Вы удивитесь, каким замечательным актером я могу быть. Впрочем, моя прибыль в этом деле вполне оправдывает усилия, направленные на то, чтобы эти деньги заработать. Пять миллионов!
– Из которых я попрошу вас любезно вычесть те триста тысяч, которые вы уже получили.
– В высшей степени справедливое замечание. Значит, сойдемся на четырех миллионах семистах тысячах и больше об этом говорить не будем.
И двое гнусных заговорщиков расстались.
Сентак вернулся домой, а Семилан отправился к друзьям, которых он успел заиметь и в кругу которых его любили за ум и несколько развязные манеры.
Войдя в свою комнату, саиль увидел в ней Мюлара.
– Ну что? – спросил его Сентак. – Нашел?
– Да. Все необходимое я купил у первого попавшегося торговца лекарственными травами. Вот! – добавил сеид, показывая небольшой пакет.
– Что же ты теперь будешь делать?
– В течение восьми часов буду готовить на огне отвар, а когда он превратится в жидкую кашицу, нанесу ее на голову больной, чтобы получилось что-то вроде колпака.
– А сколько времени понадобится, чтобы снадобье возымело действие? – спросил Сентак.
– Если у меня все получится, – ответил индус, – то через двенадцать часов после применения снадобья жизнь мадам де Сентак будет вне опасности.
– А если нет?
– То через сорок восемь часов после того, как я сниму «колпак», она умрет.
– Умрет!
– Без всякой надежды на выздоровление.
– Надеюсь, ты понимаешь, что из-за твоего зелья мы можем оказаться в еще более затруднительном положении, чем то, из которого с его помощью пытаемся выпутаться.
– В утешение я могу сказать вам только одно – из десяти больных мое средство излечивает как минимум девять.
– Сколько раз ты им пользовался?
– Около шестидесяти.
– И сколько больных после него умерло?
– Двое.
– Вот как! В таком случае я спокоен. Да и потом, если твои травы не принесут ожидаемого результата, мы вполне сможем с умом употребить сорок восемь часов, о которых ты говорил, на то, чтобы помочь природе окончательно добить юного Давида.
После этих циничных слов Мюлар взялся за дело. Оставаясь с ним в комнате, саиль тщательно запер все засовы.
– К чему такие предосторожности? – спросил индус.
– Не хочу, чтобы нам помешали, пока ты будешь готовить свое варево.
– Ха! Но ведь слуги являются к вам только тогда, когда их позовут.
– Я хочу быть уверен. К счастью, на дворе зима, поэтому у нас есть прекрасный предлог, чтобы развести огонь.
– Но ведь у нас нет котелка.
– Зачем он тебе?
