Наконец она открыла рот, обратилась к Маринетте и спросила:
– Вы! Я вас знаю. Кто вы?
– Я Маринетта.
– Маринетта! – повторила женщина, будто усиленно пытаясь что-то вспомнить. – Маринетта! Нет, не знаю. Ах! Как же славно я поспала!
Затем повернулась к Филиппине:
– А вы, мадам, кто вы?
– Моя дорогая Эрмина, я твоя сестра! – воскликнула мадам де Мэн-Арди, удивляясь столь заметному улучшению.
– Моя сестра! – повторила мадам де Сентак.
После чего голос ее стал тише, она еще раз сказала «Моя сестра», откинулась на подушки, закрыла глаза и заснула. Сон ее продлился три часа. Проснувшись, она первым делом узнала Филиппину и сказала: – Что произошло?
– Тебе было плохо.
– Да-да, верно. Я была очень больна. Ах! Здравствуйте, моя бедная Маринетта, вы давно здесь?
Вместо ответа юная девушка воскликнула:
– Ах, мадам, какое счастье, что вы выздоровели!
И в голосе ее зазвучали едва сдерживаемые слезы радости.
Доктор Брюлатур, который приходил утром и был приятно удивлен, увидев, что Эрмина спит, нанеся повторный визит вечером с изумлением констатировал, что жизни больной больше ничего не угрожает.
– Но кто сотворил это чудо? – спросил он у Маринетты. – Может, вы – своими молитвами?
– Нет, сударь, это господин де Сентак дал своей жене снадобье от болезни, – ответила юная девушка.
– Господин де Сентак! – ошеломленно повторил доктор.
– Мой муж! – воскликнула Эрмина, к которой постепенно стала возвращаться память.
– Да, мадам.
– Но это невозможно, – продолжала женщина.
– Уверяю вас, мадам, так оно и было. Этой ночью он был здесь со своим смуглокожим слугой.
– И вы ему не помешали!
– Я хотела закричать, позвать на помощь, но он заявил мне о своих правах, и я не осмелилась ничего возразить.
– Я совсем запутался, – сказал доктор, чьи сомнения отнюдь не рассеялись.
Что касается Эрмины, то она стала понемногу вспоминать все случившееся. Перед ее мысленным взором вновь встала ужасная сцена, во время которой муж так жестоко с ней обошелся, но то блаженство, которое она теперь испытывала, навело ее на мысль, что Сентак, измученный угрызениями совести, решил загладить свою вину.
К тому же мадам де Сентак пока была еще не в состоянии долго об этом размышлять и не желала себя утомлять.
Когда Сентак, в свою очередь, тоже пришел поинтересоваться состоянием жены, то нашел ее бодрствующей и пораженной до глубины души своим исцелением.
Он улыбнулся.
– Своим спасением я действительно обязана вам? – спросила его Эрмина.
– Да, мадам, мне и Мюлару, этому чудовищу.
Мадам де Сентак не стала бурно реагировать на его слова и удовлетворилась лишь тем, что сказала: – Благодарю вас.
В этот момент к саилю повернулся доктор:
– Какое, черт побери, вы использовали средство?
– Не знаю, – ответил Сентак. – Это Мюлар в своих родных краях слыл великим врачевателем. Он и приготовил мазь, благодаря которой лихорадка и бред отступили, а им на смену пришли отдых и покой.
– Но из чего состоит эта мазь?
– Спросите у Мюлара. Либо определите сами, потому как голова Эрмины до сих пор обмазана этим снадобьем.
– В самом деле? – спросила мадам де Сентак.
– Да.
– Но я ничего не чувствую.
– Она прилипла к вашим волосам. Но не волнуйтесь, моя дорогая, это совершенно не повредит их красоте.
Доктор Брюлатур соскреб немного мази и унес ее с собой, предварительно попросив не утомлять больную чрезмерно долгими визитами.
Однако в предписании доктора совершенно не было нужды, потому что болезнь Эрмины отступила так же стремительно, как до этого ее одолела, и уже через два дня – настоящее чудо! – она была в состоянии съесть куриную грудку и даже сделать несколько шагов по комнате.
Как только выяснилось, что жизни женщины больше ничто не угрожает, Маринетта выразила желание уехать.
Но Эрмина удержала ее и сказала:
– Нет, дитя мое, не покидайте меня, хотя бы пока.
Бедняжка не осмелилась изложить причины, в силу которых ей было страшно оставаться в этом доме, но, опасаясь, что мадам де Сентак нарушит данный ранее обет молчания, проявила настойчивость.
– Милое мое создание, подарите мне хотя бы несколько дней, – сказала ей Эрмина. – Я уверена, что благодаря вашему милостивому присутствию, благодаря вашим заботам и старанию смерть, уже протянувшая ко мне свои руки, отступит.
Маринетта не смогла воспротивиться этой просьбе. К тому же у нее были все основания поверить, что Сентак отказался от своих планов на нее, потому как сейчас относился к ней с огромным уважением, хотя и разговаривал совершенно равнодушным тоном.
Более того, он все больше выставлял напоказ свои самые нежные чувства к жене, хотя они и не могли подкупить Эрмину, чье недоверие к мужу росло с каждым днем.
Страх, испытываемый ею перед супругом, и был той причиной, по которой она хотела удержать Маринетту рядом с собой.
Но дама даже не подозревала, что, поступая таким образом, способствует выполнению самого горячего желания саиля, который сходил с ума от любви.
Одного лишь присутствия Вандешах Сентаку было вполне достаточно, чтобы чувствовать себя счастливым, и больше всего он теперь страшился момента ее отъезда из дома.
Но сжигавшую его страсть этот человек скрывал под маской холодной, непроницаемой внешности.
Входя в апартаменты Эрмины, саиль едва поднимал на юную девушку глаза, но когда у него появлялась возможность незаметно ею полюбоваться, надолго замирал в экстазе перед предметом своей безумной любви.
III
Мадам де Сентак выздоровела очень быстро. Спустя неделю она уже могла принимать у себя друзей, и известные нам молодые люди по очереди явились с ней визитом, чтобы поздравить ее и засвидетельствовать свое почтение.
Как-то раз, когда дама осталась наедине с Кастераком, тот позволил себе затронуть деликатный вопрос.
Впрочем, первой на этот путь ступила сама Эрмина.
– Ну что, мой дорогой Гонтран, вы по-прежнему убеждены, что господин де Сентак хотел от меня избавиться? – сказала она.
– Ваш вопрос меня немало озадачил, – ответил юноша.
– Почему? – спросила молодая женщина.
– Потому что в глубине души я думаю, что господин де Сентак отнюдь не отказался от своих планов…
