– Надо где-то достать лошадей, – глухо сказал Мансур, скромно глядя в пол.
Тимур сидел, обложенный подушками, и бесшумно посасывал мундштук кальяна, он в последнее время весьма пристрастился к этому удовольствию.
– Что же вы сделали с прежними? – спросил он.
– Загнали, – еще глуше сказал Мансур.
Курбан Дарваза, стоявший рядом, вздохнул и отвернулся.
– Загнали. Во время погони или во время бегства?
Смущенное молчание было ему ответом.
– От кого же вы бежали?
– Их было больше. Намного, – запальчиво начал Курбан Дарваза, – и мы едва не сломали им хребет…
– Это были люди Кейхосроу. Они воюют против Хуссейна, а значит, и против нас, – объяснил Мансур.
– Много пало лошадей?
Курбан Дарваза кивнул:
– Много. В случае внезапной перекочевки многим придется идти пешком.
Эмир снова пососал мундштук кальяна.
– Надо добыть лошадей.
– Вот мы и пытались…
– А денег нет… – очень тихо, как бы размышляя вслух, произнес Тимур.
Нукеры его ничего в ответ на это говорить не стали, помолчали, переминаясь с ноги на ногу.
– Езжайте к Хуссейну. Он даст денег.
Мансур развел руками:
– Мы попросим… Но он не даст. Деньги имеют особую власть над душой твоего названого брата, хазрет, и ты это знаешь лучше нас.
– Он не рассчитался с нами за Сеистан. Напомните ему об этом. Нельзя, чтобы несправедливость продолжалась, даже ради того, чтобы сохранить добрые отношения с братом. Но я вижу, что вы не радуетесь тому, что вам придется навестить правителя Балха?
Нукеры собрались уходить, как вдруг Мансур вспомнил что-то и, повернувшись, сказал:
– Мы не все неприятные новости сообщили тебе, хазрет.
– Не все?
– Нам попался на дороге один купец… Выяснилось, что он родом из Кеша.
– Говори, что замолчал?
– Он сообщил нам, что умер твой учитель.
– Какой еще учитель?
– Шемс ад-Дин Кулар.
Тимур усмехнулся:
– Успокойся, Мансур, ты не сообщил мне ничего нового, просто напомнил о давнем горе.
– Давнем?
– Что тебя удивляет?
– Этот купец всего пять или шесть дней как вышел из Кеша.
Лицо Тимура сделалось вдруг сосредоточенным. Неловким, но решительным движением он отстранил кальян.
– Приведи его сюда, Мансур.
– Кого, хазрет?
– Этого купца.
– Не знаю, здесь ли он…
Эмир бросил в его сторону тот обжигающий взгляд, от которого за последний месяц его воины отвыкли.
– Пусть окажется, что он здесь. И живой.
Привели.
Обычный, низкорослый, с длинной бородой персиянин. Он очень потел от страха, и взгляд у него был бегающий. Сердце эмира не доверяло таким людям. И еще меньше стало доверять, когда пойманный открыл рот, лишенный передних зубов. Рот этот стал извергать сплошь лживые слова. Мансуру и Курбану Дарвазе уже виделась веревка на шее этого незадачливого рассказчика, но Тимур не спешил, он подробно расспрашивал суетливого торговца, когда тот последний раз видел достойнейшего учителя Шемс ад-Дин Кулара, сам ли он его видел или только слышал рассказы о нем. Подробно расспросил и о похоронах святого шейха, и о том, где именно состоялось его погребение. Выслушав подробные и обстоятельные ответы на все свои вопросы, погладив левой рукой бороду, Тимур сказал спокойным и одновременно убийственным тоном:
– Ты лжешь.
Купец рухнул на ковер к ногам эмира, как будто его ударили дубиной по затылку. Он знал, что ожидает человека, которому Тимур бросил такое обвинение. Когда схлынула первая волна ужаса, он принялся еще более торопливо, подробно, с перечислением и добавлением новых, самых мелких, самых незначительных деталей рассказывать, как выглядел святой шейх в момент их последней встречи и во что его облачили в день похорон. Чем быстрее он говорил, тем меньше его слова действовали на Тимура. И особенно раздражали эмира брызги слюны, летевшие из-под верхней губы безумно вспотевшего купца.
– Ты лжешь, потому что мой учитель, шейх Шемс ад-Дин Кулар, умер больше месяца назад, и я узнал об этом через несколько дней после этого.
Купец замер, как-то сразу поняв, что дальнейшими словоизвержениями ничего изменить нельзя. Он только прошептал:
– Не убивай меня, хазрет. Проверь…
– Если я буду проверять слова каждого проходимца, успею ли я что-нибудь еще совершить в отпущенный мне век?
– Не я обманываю тебя, хазрет, а тот, кто явился к тебе с преждевременным известием. Проверь, кто прав, и, может быть, ты узнаешь, что к тебе приходил дьявол в человеческом обличье.
Тимур снова придвинул к себе кальян и затянулся холодным дымом так, словно он помогал ему думать.
– Где твой караван?
Купец осторожно, не разгибая спины, посмотрел в сторону Мансура и ничего не сказал – в данный момент караван интересовал его не сильно.
– Я не убью тебя. Сейчас. Но решай сам, хочешь ли ты этого. Решай.
Купец помотал головой, как буйвол, отгоняющий слепней:
– Я не понимаю, хазрет…
– Сейчас я мог бы убить тебя легко и безболезненно, но когда я удостоверюсь, что ты мне солгал, смерть, которой я подвергну тебя, будет ужасна.
– О хазрет, дай мне возможность рискнуть!
Тимур усмехнулся:
– Аллах свидетель, я хотел тебе добра.
Когда купца увели, эмир сделал знак здоровой рукой, давая понять находящимся в шатре, что он желал бы подняться. Мансур и Курбан Дарваза не поверили своим глазам. Тимур снова усмехнулся и сказал:
– Помогите мне встать.
Выяснилось, что он хочет прогуляться. Впервые после месяца неподвижного лежания. Неуверенными руками приподняли нукеры своего господина. Они чувствовали, что ему больно, но определяли это не по его лицу, ибо оно оставалось спокойным.
– Ведите меня.
Ступая осторожно, почти не перенося вес на больную ногу, вышел на свет. Постоял, медленно и глубоко вдыхая свежий, слегка пахнущий дымом костра воздух. Мансур и Курбан Дарваза держали его под руки, они еще не знали, стоит ли радоваться тому, что происходит.
– Туда, – тихо сказал Тимур, указывая в сторону бегущего ручья.
– Но там ничего нет, хазрет, – тихо проговорил Мансур, но ноги его сами собой начали выполнять приказание.
Мансур оказался не прав. Куст. Старый, полузасохший, задерганный ветрами предгорий куст.
