Преторианцы продолжали оказывать влияние на переход власти; никто не мог бы прижиться на троне, если бы войска в городе активно ему противостояли. Но в период до 192 г. они ни разу не устроили настолько откровенного путча, как в 41 г., и легионы в провинциях больше не сажали на трон императора. Частично причина в том, что с конца I в., после короткого эпизода относительно беспроблемного перехода власти, когда Веспасиану наследовали родные сыновья, был разработан альтернативный способ передачи власти, который, очевидно, помог разрешить некоторые ранее встречавшиеся сложности, а именно усыновление.
Усыновление в Риме никогда не было способом утешить бездетных супругов. Если кто-нибудь хотел завести ребенка, он мог с легкостью найти его в мусорной куче. Среди элиты усыновление использовалось как способ обеспечить передачу статуса и имущества, а также продолжение рода, если не было доживших до взрослого возраста сыновей. Усыновляли чаще всего юношей или подающих надежды подростков, а не младенцев, в которых не было смысла вкладываться из-за высокого риска их ранней смерти. Например, именно так стал Сципионом друг Полибия и покоритель Карфагена (146 г. до н. э.) Сципион Эмилиан, родной сын известного римского полководца Эмилия Павла.
Вовсе не удивительно, что, подобно другим аристократическим семьям, Август и его преемники из династии Юлиев-Клавдиев иногда использовали усыновление, чтобы выделить предпочитаемого наследника из более широкой группы родственников. Поэтому Август усыновил своих внуков, а когда они умерли, поступил так же с родным сыном Ливии Тиберием; подобным образом Клавдий усыновил своего пасынка Нерона. Но с конца I в. появилась новая модель. Когда в 96 г. был убит Домициан, сенат предложил трон пожилому и бездетному Нерве, предполагая, что это беспроигрышный вариант. Между Нервой и Марком Аврелием наследников престола избирали и усыновляли без учета родственных отношений. У некоторых не было никакой связи с текущим властителем ни по крови, ни по браку, или эта связь была отдаленной и сами они происходили из провинции. Траян, первый из таких приемных сыновей, был выходцем из Испании; семьи остальных происходили или оттуда же, или из Галлии. Скорее всего, они не принадлежали к коренным народам, но были потомками ранних римских поселенцев, связавших себя браками с местным населением. Но это можно понимать и как наиболее яркий пример римского «проекта включенности»: император может происходить из имперских провинций.
Эту новую систему, которая действовала бо́льшую часть II в., иногда представляли в качестве значительного изменения идеологии политической власти, чуть ли не как меритократическую революцию. Гай Плиний Цецилий Секунд (теперь называемый Плиний Младший, чтобы отличить его от дяди – Старшего) в своей речи перед императором Траяном оправдывал данную процедуру именно в этом ключе: «Собираясь доверить кому-нибудь одному сенат, римский народ, войска, провинции, надо принимать своего преемника из объятий супруги и искать наследника своей высшей власти только внутри своего собственного дома?.. Тот, кто будет управлять всеми, должен быть избран среди всех».
[83] Тацит, также писавший во времена Траяна, вторит Плинию в речи, которую он вкладывает в уста Сервия Сульпиция Гальбы, одного из противоборствующих императоров, кто на краткий миг пришел к власти после смерти Нерона. За несколько дней до смерти пожилой и не имеющий наследников Гальба искал кого-нибудь за пределами семьи для усыновления. Слова Тацита, по всей видимости, оправдывают это решение для 69 г., но на самом деле они сообщают нам о том, какова была практика императорского усыновления в те годы вообще: «При Тиберии, при Гае и при Клавдии, – говорит у него Гальба, – мы представляли собой как бы наследственное достояние одной семьи… Теперь, когда правление Юлиев и Клавдиев кончилось, глава государства будет усыновлять наиболее достойного. Разум не играет никакой роли в том, что человек родился сыном принцепса».
Это прекрасные слова, и они предполагают новую ступень в осмыслении природы власти и личных качеств императора. И на практике иногда система усыновления работала вполне гладко. По смерти Нервы в 98 г. преемство Траяна было настолько неоспоримо, что новый император более года не возвращался в Рим из Германии. Но все же усыновление не было идеальным решением, каким его представляют некоторые античные писатели-оптимисты. Если внимательно читать между строк, становится ясно, что усыновить Траяна Нерву принудили преторианцы (в своей речи Плиний достаточно неуклюже проговаривается, что Траяна старику навязали, и легионы на берегу Рейна, которыми командовал Траян, скорее всего, тоже принимались в расчет при таком решении). А когда 20 лет спустя умер сам Траян, что бы там ни случилось на самом деле, описанные современниками махинации были весьма похожи на обычные для Юлиев-Клавдиев: поползли слухи об отравлении, усыновление Адриана было объявлено лишь в последнюю минуту, и некоторые подозревали Плотину, жену Траяна, в манипуляциях в пользу Адриана, а также в сокрытии смерти до тех пор, пока не было достигнуто необходимое согласие.
Кроме того, несмотря на меритократическую риторику, к усыновлению все же относились как к запасному варианту за неимением лучшего. Когда Адриан написал короткое стихотворение в честь Траяна, он предпочел назвать его потомком Энея, а не сыном Нервы – генеалогическая фантазия, которая, возможно, также намекает на заморское происхождение Траяна. Плиний закончил свою льстивую похвалу Траяну надеждой на то, что в свое время у императора будут сыновья и его преемник все-таки будет «рожден им самим» А когда Марк Аврелий стал первым императором за более чем 70 лет, произведшим на свет сына и наследника, дожившего до взрослого возраста, он уже не предпринимал попыток найти самого подходящего кандидата на должность, и Коммод считался очевидным и единственным наследником, что и привело к катастрофе. Убийство Коммода в 192 г. повлекло за собой вмешательство в политику преторианцев и соперничающих легионов из провинции, и начался очередной виток гражданской войны, которая положила конец августианской модели императорского правления.
Римские императоры и их советники так и не решили проблему престолонаследия. Частично им помешала биология, частично – постоянная неопределенность и отсутствие согласия по вопросу о том, какова наилучшая модель наследования. Преемство всегда зависело от некоего сочетания удачи, импровизации, козней, насилия и секретных сделок. Римская власть была наиболее уязвимой именно в момент передачи из рук в руки.
Сенаторы
Еще одной проблемой, которая преследовала всех 14 императоров на протяжении первых двух веков нашей эры, а также больше всего занимала античных авторов, были взаимоотношения человека на троне и сенаторов и вопрос о том, какова роль сената при автократическом режиме. Сенаторы были неотъемлемой частью управления империей. В их число входило большинство друзей, советников, доверенных лиц, сотрапезников и собутыльников императора, а также тех людей, которые наряду с родственниками были первыми кандидатами на трон, соперниками, оппонентами и потенциальными убийцами. Август постарался добиться хотя бы шаткого равновесия, сочетая дополнительные привилегии сенату и демонстрацию civilitas с усилиями переделать старый республиканский институт во что-то более напоминающее одно из административных подразделений нового режима.
