События 133 г. до н. э. разделили политически активное население на тех, кто защищал права, свободу и интересы народа, и тех, кто считал, что для государства было бы благоразумнее, чтобы им управляли опытные и мудрые «лучшие люди» (optimi). «Оптиматы» практически приравнивались к богачам, иными словами, к сенату. Цицерон использовал слово partes для этих двух группировок (популяров и оптиматов, как их иногда называют), но это не были партии в современном понимании: у них не было членов, официальных лидеров или принятых уставов. Они представляли две кардинально отличавшиеся точки зрения на цели и методы управления государством, и это еще почти целое столетие приводило к постоянным политическим столкновениям.
Гай Гракх
В одной из своих знаменитейших сатир Ювенал, писавший в конце I в., направил свою презрительную тираду в адрес «выродившейся толпы потомков Рема», которая, по его мнению, желает только двух вещей: «хлеба и зрелищ» (panem et circenses). Как показывает расхожесть этой фразы даже в наши дни, Ювеналу удалось блестяще определить городскую чернь, назвав ее потомками убитого близнеца. Этот новый народ не волновало ничего, кроме состязаний на колесницах и раздач еды, с помощью которых императоры подкупали и деполитизировали простых римлян. Это к тому же было циничным искажением римской традиции снабжать людей самым необходимым за счет государства. Обычай этот восходит к младшему брату Тиберия, Гаю Семпронию Гракху, отслужившему народным трибуном дважды подряд в 123 и 122 гг. до н. э.
Гай не вводил бесплатную раздачу зерна. Если быть точным, закон, который он успешно провел на народном собрании, устанавливал, что каждый месяц государство должно было продавать гражданам Рима определенное количество зерна по низкой фиксированной цене. Тем не менее проект получился грандиозным по масштабам и притязаниям. Похоже, Гай продумал всю необходимую инфраструктуру для его поддержания: общественные закупки, места для выдачи зерна, некую систему установления личности (как иначе отделить граждан от чужаков?), а также хранение зерна в специально выстроенном около Тибра общественном складе и в арендованных помещениях. Нам неизвестно, как все это работало, каким персоналом обеспечивалось. Ответственным лицам в Риме помогало самое минимальное количество служащих: писцы, гонцы и стражники. Таким образом, как и многие другие виды работ (включая такие специфические обязанности, как подновление краски на лике бога Юпитера, взирающего на город из своего храма на Капитолийском холме), хлопоты по организации и распределению зерна взяли на себя частные подрядчики, которые обогащались на большом государственном проекте.
Инициатива Гая отчасти отражала его обеспокоенность положением бедного городского населения. В тучные годы урожая Сицилии и Сардинии более или менее хватало, чтобы прокормить четверть миллиона человек – такова правдоподобная, хотя и слегка консервативная оценка населения Рима к концу II в. до н. э. Однако в античные времена в Средиземноморье урожайность подвергалась резким колебаниям, и реальные цены на зерно могли сильно отклоняться от ожиданий многих простых римлян – лавочников, ремесленников, поденщиков. Еще до реформ Гая государство время от времени принимало предупредительные меры, чтобы избежать голода в городе. Одна показательная надпись, найденная в Фессалии, зафиксировала приезд римского официального лица в 129 г. до н. э. в качестве просителя, потому что ситуация в его стране близка к голоду, и он отбыл на родину, заручившись контрактами на поставки 3000 т пшеницы и договорами о сложнейших маршрутах перевозок.
Однако Гай преследовал не одни только благотворительные цели. И не только железная логика, что голодная толпа – опасная публика, руководила им, как, впрочем, время от времени и другими умами в Древнем Риме. В его планах также заметно плохо скрытое стремление вмешаться в распределение общественного добра. Это было предметом известных споров между Гаем и одним из самых непримиримых его оппонентов, богатым экс-консулом Луцием Кальпурнием Пизоном Фруги (чье прозвище можно перевести как «скупой»). После того, как закон был принят, Гай заметил Фруги в очереди за дешевым хлебом и поинтересовался, что его туда привело, когда он так яростно возражал против этой меры. А Фруги: «Я вовсе не хочу, Гракх, чтобы ты делил мое добро между всеми; но раз уж ты за это взялся, то и я хочу получить мою долю».
[38] Фруги, очевидно, отплачивал Гаю его же риторической фигурой. Собственно, спор шел о том, кому распоряжаться государственным имуществом, и о том, где провести границу между частной и общественной собственностью.
Раздача дешевого зерна была самой эффектной реформой Гая. Несмотря на различные поправки, порой моратории на несколько десятков лет, этот закон в основе своей просуществовал несколько столетий. Рим был единственной античной страной в Средиземноморье, где государство взяло на себя минимальное снабжение продовольствием своих граждан. В грекоязычном мире подобные раздачи изредка случались в периоды нехватки еды или благодаря внезапным проявлениям великодушия со стороны богачей. Однако забота о продовольствии была далеко не единственным нововведением Гая.
В отличие от предыдущих реформаторов, Гай осуществил не одну, а целую дюжину инициатив. Он был первым политиком в Риме, не считая мифических отцов-основателей, который имел широкомасштабную и сбалансированную программу действий, включавшую право на апелляцию на смертный приговор, запрет взяточничества и гораздо более смелый план по перераспределению земель, чем проект его старшего брата. Гай в массовом порядке переселял «лишних людей» из Рима в «колонии» не только на территории Италии, но и – впервые – за море. Спустя каких-нибудь двадцать лет после того, как Карфаген был стерт с лица земли и проклят, это место выбрали для основания нового города. Римская память, правда, не была уж столь короткой, и от этой идеи вскоре отказались, несмотря на выезд некоторого количества переселенцев. Невозможно перечислить все плоды двухлетней законотворческой деятельности Гая, тем более раскрыть все ее положения и цели. Кроме существенной части текста закона, касающегося поведения римских официальных лиц в провинциях и способов компенсации ущерба тем, кто пострадал от превышения власти с их стороны (что будет подробно рассмотрено в следующей главе), сохранившиеся фрагменты выглядят больше как сноски или более поздние комментарии. Тут важна именно широта охвата. Оппонентам Гая казалось, что все это попахивает узурпацией власти. В целом программа, безусловно, внесла огромный вклад в преобразование взаимоотношений сената и народа, попытки повлиять на которые время от времени предпринимались и ранее.
Примерно так оценивал деятельность Гая спустя двести лет его биограф Плутарх, который обратил внимание на эффектный жест Гая, обращавшегося к слушателям на форуме. До него ораторы, стоя лицом к зданию сената, общались с народом, теснившимся на маленьком пространстве перед сенатом под названием «комиций» (comitium). Гай пренебрег этой традицией, стратегически продуманно развернулся к сенату спиной и вещал перед народом, заполнившим открытую площадь на Форуме. Это «небольшое отклонение» от укоренившейся практики, по мнению Плутарха, на самом деле было революционным переворотом: оно не только позволило большему количеству людей участвовать в действе, но и символически освободило народ от присмотра сената. Античные писатели отмечали в Гае это удивительное чувство места и способность извлекать из него политические преимущества. В другой раз, когда на Форуме должны были пройти гладиаторские бои (дело происходило за двести лет до того, как был построен Колизей), некоторые влиятельные римляне возвели временные помосты с платными местами для зрителей. Ночью перед представлением Гай разрушил их, чтобы простолюдины могли свободно разместиться, причем бесплатно.
