– Так… до церкви далеко… до Хозяйкиного дворца… ещё дальше… кабак… Кабак годится! Там тесно, все сразу не заскочат, а там и… Катенька подоспеет. Не может не подоспеть…
И, не тратя больше ни минуты на размышления, я пулей-дурой влетел в гостеприимно распахнутые двери ближайшего питейного заведения. В два прыжка добрался до стойки, хлопнул по ней кулаком и на весь зал потребовал:
– Водки!
* * *
На меня нервно уставились два-три завсегдатая, то ли опухшие мертвецы, то ли перекормленные утопленники. Но высокий бородач внешности Ильи Муромца (на деле низкий косой тип с неопрятной щетиной и невероятно широкими плечами) безропотно налил мне довольно чистую стопку и кивнул:
– На закуску чего-с пожелаете-с? Грибки-мухоморы, огурчики с плесенью, расстегаи покойницкие, икра лягушачья али просто рукавчиком занюхаете?!
– Рукавчиком, – чуть отдышавшись, решил я. Знаем мы, из чего готовят на их кухнях, тут даже чисто вегетарианское в рот брать не стоит. Отравишься, к нежной радости повара, и будешь подан на блюде уже следующим посетителям…
– Ага! Вот где он! Думал в кабаке спрятаться, ан не выйдет! – В двери вломились три рогатых обормота с нечищеными рылами. – Вот те и хана пришла, казачок! Вот те и…
– Он у меня водку кушает-с, – как-то необычайно спокойно заметил кабатчик, и в его руках из ниоткуда появились длинные изогнутые ножи.
Троица побледнела пятачками, затруднённо дыша розовыми сопелками.
– А-а… когда докушает?
– Торопить не буду-с.
– Ни-ни, и в мыслях не было, мы за дверью подождём, – понятливо кивнули мои преследователи, скромно выходя задом.
Плечистый хозяин, не убирая ножей, обернулся ко мне, я быстро выпил, так же молча достал саблю, положил её перед собой и указал пальцем на опустевшую стопку. Мгновение спустя она была наполнена. Вот и ладушки, куда мне спешить, водка тут вполне приличная, Прохор из трубы не убежит, так что отдохну-ка я пока здесь, дождусь, пока Катерина сама меня найдёт…
– А вы, поди, сам Иловайский будете-с?
– Не без этого, – уклончиво ответил я. Ибо «сам Иловайский» – это мой дядя, а я так, всего лишь двоюродный генеральский племянник.
– Фамилия известная, вторая рюмка за счёт заведения-с.
– Знатно, – с уважением кивнул я. – Присядете?
– За честь почту-с. – Косой кабатчик выволок высокий табурет из-за стойки и, усевшись рядом, охотно налил себе такую же ёмкость. – Смею полюбопытствовать: какими судьбами в наших краях-с?
– По личному делу.
– Углублять не будем-с, понятие имеем-с. – Он чинно чокнулся и первым опрокинул стопку. – За ваше здоровье и удачу-с!
Я на секунду прикрыл глаза, раздался скрип двери, тихий вздох, и что-то мягкое садануло меня по руке, расплескав водку на пол…
– Хорунжий, мать твою! Ты чё ж творишь, а?! – На пороге впритык стояли мои старые друзья (знакомые упыри, приятели, бывшие враги, нынешние товарищи по счастью и несчастью) Моня и Шлёма. Последний в одном лапте, второй валялся рядом со мной, судя по всему, им в меня и швыряли.
Я с лёгким раздражением отставил пустую стопку и демонстративно вытер капли с рукава.
– Ты с кем энто пьёшь? Это ж Вдовец! Ему человека отравить – раз плюнуть! «Вторая рюмка за счёт заведения»… Жить надоело, чё ли?!
– Палёная… – прозрел я.
Кабатчик с ненавистью глянул на упырей, высморкался на пол и без объяснений вернулся за стойку. Моня кинулся ко мне, а Шлёма к лаптю. Ну и что прикажете делать православному казаку, когда нечистая сила спасает его от верной смерти? И рад бы сразу в морду, по традиции, да ведь нельзя таким неблагодарным быть, пришлось пожать руки…
– А нас за тобой Хозяйка навострила, мы-то в другом трактире сидели, поскромнее, но зато и побезопаснее. Чинно сидим, пироги с хрящами кладбищенскими трескаем, да тут из рога на стене как заорёт девичьим голосом: «Эй там, на барже, менеджеры по связи с общественностью, аллё! А ну резво ноги в руки и в марш-бросок за Иловайским!» Моня говорит: да где ж мы его найдём? А нам: «В последний раз видела, как он к Вдовцу забежал!» Ну, думаем, раз к Вдовцу, так это, может, и впрямь уже последний…
– Катенька-а, – умилённо пробормотал я, чувствуя, как сердце наполняется весенним теплом. Всё-таки не забыла, не бросила на произвол судьбы, прислала хоть кого на подмогу.
Хозяин заведения вышел к нашему столику и молча поставил три рюмки. Упыри залихватски хлопнули не чокаясь!
– А вы… оно… отравлено же?! – вздрогнул я.
– Спохватился, – хитро улыбнулся Моня. – У Вдовца, всем известно, кажная чётная водка – травленая, а кажная нечётная – чиста, ровно слеза цыганская! Тебе третью налили, нам по первой, чё бояться-то? Пей смело!
– Воздержусь, пожалуй. – Интерес к алкоголю пропал мигом, играть на этом поле краплёными картами больше не было никакой охоты. – Расплачусь, и валим отсюда, у меня к Хозяйке два срочных дела. Во-первых, Прохор застрял, во-вторых, тут кое-что ценное надо бы выкопа…
Все присутствующие быстренько навострили уши, но я вовремя закрыл рот на замок. И так сболтнул лишнего из-за водки, будь она неладна, выложил на стойку медный пятак, сунул клинок в ножны и первым направился к дверям. Моня и Шлёма поднялись следом.
– Иловайский, ты тока обиду на сердце не держи, – тихо напутствовал вслед кабатчик. – У всякого трактира свои правила, теперича и ты мои «чётные-нечётные» знаешь, заходи, коли душа попросит…
Я подумал, обернулся и кивнул.
– Эт ты правильно, – тихо поддержал Шлёма. – Вдовец – мужик неплохой, да не свезло ему по жизни. Ты при случае отца Григория расспроси, он те всё про него распишет…
Ответить я не успел, да и надо ли было? Какая мне, по совести говоря, забота о трагичных судьбах русской нечисти, по тем или иным причинам не успевшей меня съесть?! Тут только начни углубляться с состраданием… Бдительности терять нельзя ни на минуту – они же будут рыдать у вас на груди, пока не подберутся поудобнее к горлу, и всё, пропал! А мне рисковать нельзя, у меня служба, дядюшка ждёт с заданием…
При мысли о моём дражайшем дяде-генерале я невольно взялся за рукоять сабли, но ожидаемой засады за дверями кабака почему-то не оказалось. Ни той троицы кровососов с рожками, ни догонявшей меня толпы, практически вообще никого. Ну так, пара прохожих, спешащих по своим делам и не обращающих на меня, живого казака, ровно никакого внимания. Подозрительно до икоты.
– Да не тронет тебя никто, Хозяйка распорядилась, недогада! Видать, всё ж таки глянулся ты ей, хорунжий…
Я подкрутил усы, забекренил папаху и ускорил шаг. Да здравствует чёрное наполеоновское нашествие «двунадесяти языков», давшее возможность битым французам закопать клад, крестьянам принести карту, а мне повод обратиться за помощью к самой красивой и замечательной девушке на всём белом свете!
