Да-да, сюда, я помню! Что-то вроде горки, закрученной точно улитка. Обращаешь весь разум, все силы памяти на какое-то место – и события прошлого начинают разворачиваться, возвращаться из небытия. Не зря папа говорил: все затаилось здесь, в темных закоулках памяти, и только и ждет своего часа снова выйти на свет. Если тебе хватит отваги.
В нем смутно шевелится еще какое-то воспоминание. Что-то в словах Дарко. То, что таится в тени…
«Что-нибудь этакое, что сразу сложится с чем-то другим как родное»…
…и вдруг во вспышке внезапного озарения он видит то, что так мучительно пытался припомнить. Словно видеозапись, которая много лет хранилась в буфере, а теперь вдруг компьютеру хватило мощности и он начал проигрывать ее прямо перед глазами мальчика.
Ночь пожара. Пламя бушует вовсю, снегопад все усиливается – а я озираюсь по сторонам, обвожу взглядом всех остальных, отчаянно надеясь, что хоть кто-нибудь что-нибудь сделает…
Но все и так уже сделали всё, что могли, на земле вокруг валяются израсходованные огнетушители. Все сдались, пятятся от испепеляющего жара, кашляют, надышавшись дымом. Дарко снова дозванивается до спасателей, Фрэнки и Иззи неуклюже пытаются подсоединить шланг к замерзшему насосу…
Я бросаюсь к огню, но Замора меня перехватывает…
…я оглядываюсь – неужели ничем нельзя помочь? И там, во тьме, вижу черную фигуру.
Человек в шапке-ушанке застыл, наблюдая за происходящим. Отсветы пожарища не достигают места, где он стоит. А потом поворачивается и медленно, неторопливо идет прочь от места трагедии. Не бросается на помощь, не спешит навстречу пожарным – просто-напросто уходит в темноту и снегопад. Растворяется в них. И в небытии.
До этого самого мига.
Неужели это и был поджигатель? Решивший посмотреть на дело рук своих, а потом растаявший в ночи? Все остальные были там, рядом с огнем, застыли, словно завороженные жутким зрелищем, игрой пламени и снега, – все клоуны, воздушные гимнастки, Дарко, Роза, Замора, Фрэнки, Билли, Герцог…
Все, кроме того темного силуэта.
– Что с тобой? Что стряслось? – Син-Син с тревогой вглядывается в его лицо. – Снова увидал старого мошенника Аки?
Во власти нахлынувших воспоминаний – озарения о той таинственной фигуре – Дэнни почти позабыл даже о девочке, не говоря уж о рыщущем вокруг клоуне.
– Нет, – качает он головой. – Нет.
Закрыв глаза, он силится удержать образ, разглядеть лицо под запорошенной снегом шапкой, пока оно не отступило обратно во тьму.
Джимми Т.! Точно! Образ всплывает перед его мысленным взором четко и ясно. Морщины, которые в минуты гнева или веселья становились еще глубже. Глаза под тяжелыми веками – Джимми еще усиливал этот эффект, подкрашивая их перед номером «Доктор Забвение».
– Дэнни, черт возьми, давай отыщем тот холм, пока нас самих никто не отыскал!
Дэнни открывает глаза. Сердце неистово бьется в груди, по телу разливаются адреналин и эйфория.
– Да что с тобой?!
– Потом скажу. Идем!
Он с новой решимостью и уверенностью мчится вперед через парк, петляя среди деревьев. Сюда… теперь через эту рощицу…
Все равно что идти по лабиринту отца, по оставленному специально для него следу. Память Дэнни проснулась, заработала на всю мощность, ноги сами отыскивают нужную тропу, несут мальчика к цели.
И вот она, цель!
На плоской вершине холма высится коническая горка, обложенная камнями. Извилистая тропинка ведет по склону наверх. Вся сцена в лучших театральных традициях озарена висящей прямо над головой луной.
Дэнни мчится к началу подъема, взбирается, перепрыгивая по две ступеньки зараз. Это самая высокая точка Гуэля, с юга под ногами Дэнни раскинулся весь город, с других сторон – шесть или семь холмов пониже. По темному морю протянулась серебристая лунная дорожка.
– Вот оно, место памяти. Последнее место! – восклицает он, на миг забыв о необходимости соблюдать тишину и осторожность.
Син-Син, запыхавшись, догоняет его на вершине:
– И что теперь?
От этого простого вопроса все воодушевление Дэнни вдруг улетучивается:
– Не знаю. Надо что-то найти.
А что я, собственно, рассчитывал найти здесь? Указатель с пылающими буквами? Кого-то, кто скажет мне, что делать? Если папа что-то и спрятал тут, то спрятал на славу – но тогда он оставил бы хоть какой-то знак, какой-то намек.
Но какой?
– Давай поищем, – с отчаянием предлагает Дэнни. – Должно же найтись что-нибудь очевидное. – Он включает фонарик. – Я начну с той стороны, в тени.
Однако пять минут интенсивных поисков не приносят ничего, кроме беспорядочного набора всяких рисунков, инициалов, дат и имен, которые для них ровным счетом ничего не значат – ни единого символа или слова, пробуждающего хоть какой-то отклик. Ни Г.В., что могло бы обозначать «Гарри Вайт». Ни Д.В., что можно было бы понять как «Дэнни Ву». Ни «Мистериума», ни даже простого пиратского креста.
Горка расположена близ задней стены парка. Время от времени по дороге за служебными воротами с шумом проносится машина – тогда дети замирают и, прислушиваясь, ждут, пока она не скроется вдали. Просто так, на всякий случай. Радостное волнение Дэнни сменилось тревожным беспокойством. А вдруг мы неправильно поняли все подсказки, томительно гадает он.
– Ничего не вижу, – восклицает Син-Син. В голосе у нее тоже слышно уныние. – Но тут должно что-то быть! Просто обязано. Может, стоит еще раз приглядеться ко второй шифровке.
Отойдя от горки, она устало плюхается на скамью. За спиной у нее торчат несколько кактусов – широкие плоские побеги в лунном сиянии похожи на большие ладони.
– А что на тебя вдруг нашло в лесу? Ты словно призрака увидел.
– Сейчас расскажу.
Он слезает со своего насеста на склоне кургана и вытаскивает из кармана вконец измявшиеся листки.
– Сто лет потребуется, чтобы разгадать. Мы ведь даже не знаем, как тут в верхнем ряду ключевое слово ставить.
И тут раздается какой-то звук.
В зарослях за спиной у Син-Син что-то шевелится. Дэнни включает фонарик, направляет его в тень, за кактусы. Ничего. Лишь корявые стволы деревьев, сбрасывающих листву на зиму, да сами кактусы, испещренные рисунками, инициалами, датами, сердечками…
И тут мальчик различает среди всего ос-тального свое имя. Четко вырезанное на широком плоском побеге слово «Дэнни». Не такое белое, как самые свежие надписи вокруг, но и не такое потемневшее и расплывшееся, как самые старые. А под именем – знак бесконечности, тот самый, что отец всегда оставлял для мамы! И снизу – число «15».
Промчавшись мимо Син-Син, Дэнни склоняется над надписью, проводит пальцем по букве «Д». Даже на кактусе знакомый, решительный почерк. Папа! Он был здесь, он вырезал эту надпись. Сомнений и быть не может. А что значит «15»? Может, пятнадцать шагов отсюда? Напрашивающаяся догадка…
