Прощение
Я никогда не обижаюсь на больных, юродивых и стариков. Стараюсь не злиться на детей. Готов простить любого, кто повинится перед тем, кого обидел. Но подлости и трусости простить никогда не мог и вряд ли смогу.
Примерно так или может быть почти так мог бы сказать Артем Побегайло – однокашник Монзикова по службе в ГАИ, уволенный из МВД по отрицательным мотивам.
Двое суток Монзиков просидел взаперти в ящике, в верхнем трюме. Всё бы было ничего, но очень хотелось пить, было темно и было банально страшно. Представьте себя на месте взрослого человека, объявленного в международный розыск и находившегося на нелегальном положении в антисанитарных, нечеловеческих условиях на судне, идущем в неизвестном направлении. Без еды, без питья, без курева Монзиков страдал. Судно должно было пройти около 7500 миль за 17 дней пути. Всё это было возможно, если бы не было шторма и если бы не было никаких океанских течений. Реально на такой маршрут закладывалось чуть большее время, а именно 19 суток.
На исходе вторых суток пути Монзиков, обладатель крупной суммы в юаровской валюте, вылез из трюма и отправился на камбуз. Было поздно и во тьме корабль быстро рассекал океанские просторы при абсолютном безветрии. На небо высыпали звёзды. Отчетливо видны были космические спутники. Свежий океанский ветер приятно обдавал усталое от постоянного сидения взаперти тело. Перед сном команда опять обсуждала Монзикова. Однозначного отрицательного или положительного отношения к нему у экипажа не было. Однако все восхищались успешным бегством из западни русского шпиона.
– Микола, я что-то не пойму – чей он был шпион? Русский или американский? – спросил у Миколы боцман Герман.
– Да, конечно же, американский! – уверенно ответил Василь, третий механик «Леси Украинки».
– А с чего ты взял, что он – американский шпион? – не унимался Герман.
– А с того! Ты видал, как он телик на своем смотрел, а? – уверенно заметил Василь.
– Ну и что, что телик смотрел? Я вот тоже, блин, вчера врубаю телик, а там всё не по-нашему робять. – Герман посмотрел на Миколу и деловито махнул на Василя рукой. – Ни хрена ты не понял, Вася, что он – наш, русский.
– Ага, русский?! А ты видал у него чеканку на хребтине? Видал, а? Русский. Я таких русских бачу за версту, – Василь был недоволен тем, что его версию все отвергали.
– Да какая разница – русский, американец? Он же нам ничего плохого не сделал? И нашей Батьковщине тоже, кажись, ничего плохого не зробил?! – Микола достал папиросы и закурил.
– Слушайте, а як он тикал, а? Кто-нибудь бачил, а? – спросил подошедший к разгару спора плотник Толя.
– Да, убёг он, конечно, классно, как американский шпион, – с восхищением заметил Василь.
– Слушай, а по-твоему что, только америкашки могут в прятки играть, да? Вот давай я зашукаюся враз и ты меня хрен найдешь? А? – Герман провоцировал Василя на спор, который запросто мог перерасти в драку.
– Так, мужики! Кончай базар! Давайте все спать, а то, как вахту нести, так все – слабаки, а как пизд… не о чём, так все горазды! – капитан был в плохом настроении от того, что предал мужика, который оказался шустрее всех и который скрывался где-то на судне, да так, что его никто не мог найти.
Если на судне враг, а ты его не видишь, то беда может прийти в любой момент. Но враг ли он?
Монзиков набрал себе консервов и соков, пиво и хлеба, колбасы и сыра с расчетом на три-четыре дня. Он брал отовсюду и понемногу, так, чтобы никто не спохватился пропажи. Теперь он точно знал, что ему сейчас высовываться нельзя. Надо выждать момент, а затем либо восстановить отношения с командой, либо сбежать окончательно в первом же порту, где остановится судно, тем более что опыт у него уже был.
Шел седьмой день отшельничества, когда совершенно случайно адвокат узнал, что большая часть команды к нему относится хорошо. Это укрепило его в мысли о том, что не всё ещё потеряно и что надо ещё немного подождать. Дверь в трюм была всё время открыта и Монзиков в любой момент мог выйти на воздух. Однако вечером судно вошло в район надвигавшегося шторма. Все люки, двери команда наглухо закрыла. Двое суток болтало и трясло так, словно это было не судно, а гигантская погремушка в руках у дьявола. Монзиков летал из стороны в сторону, всё время натыкаясь на что-то железное и острое. Все углы ящиков, коробок и станков, разбросанных в хаотическом порядке во время шторма, Монзиков пересчитал всеми частями своего тела не единожды. Кошмар в общей сложности длился трое суток, но Монзикову показалось, что прошла целая вечность.
Монзиков давно израсходовал свои продовольственные запасы и продолжал сидеть в трюме взаперти. Ему хотелось не столько пить и не столько есть, сколько выйти из замкнутого пространства и подышать свежим воздухом. Одиночество и затворничество никогда ещё до добра никого не доводили. Это лишь убогие и неполноценные, ущербные люди могут самостоятельно лишать себя всех радостей жизни и вести жизнь отшельника, довольствуясь лишь тем, что с точки зрения биологии жизнь продолжается.
Основная масса людей общается друг с другом и получает удовольствие от контактов с себе подобными. Это – большинство. Монзиков был, безусловно, со странностями, но он любил людей, и люди платили ему тем же.
Когда сидение в трюме стало ему невыносимо, Александр Васильевич стал искать выход из создавшегося положения. Всё началось с того, что он вспомнил устройство дверного запора, которое приводилось в действие снаружи вращением колеса. А что если попробовать изнутри покрутить это колесо? Идея оказалась легко реализуемой, поскольку к каждому станку прилагался комплект инструментов и подобрать нужный ключ не составило большого труда. Открыв за считанные минуты дверь, Монзиков отметил для себя то, что не бывает безвыходных положений, бывает, что выход люди находят совсем не тот! Монзиков был счастлив оттого, что сумел сам себя освободить. Молодец!
Выбрав нужный момент, Монзиков отправился на камбуз. Сделав себе продовольственный набор, Александр Васильевич не спеша вернулся в трюм, где с аппетитом начал уплетать украденный вновь провиант. Монзиков ел, ел и ел, а сытость всё не приходила. Тогда он вспомнил, как, возвращаясь с пирамид, он сильно обожрался. Именно это обстоятельство подействовало на его желудок и мозг отрезвляюще – он перестал жевать. И действительно, уже через 5 минут Монзиков почувствовал тяжесть в желудке, а спустя ещё 10 минут, ему стало как-то не по себе. Выход был один – идти блевать за борт. Это было единственным правильным решением в данной ситуации. И Монзиков отправился на палубу, где случайно столкнулся лбом… с капитаном. Несколько секунд оба смотрели друг на друга немигающим взглядом. Первым оправился от шока капитан.
– Вы? – был первый вопрос капитана.
– Я, – скромно, но с достоинством ответил Монзиков.
– А как Вы здесь снова оказались? – с недоумением спросил капитан.
– Почему снова? Я и не думал покидать судно, где ко мне все хорошо относятся. Понимаете мою мысль, а? – Монзиков внимательно посмотрел капитану в глаза.
