– Так у Вас и мама есть? – неожиданно спросил Монзиков.
– Да… – как-то растерянно и неуверенно, несколько с удивлением ответила Ирина Михайловна.
– И Вы, что же, вместе живете, или как? Догнала, а? – Монзиков при этом прищурил правый глаз и цыкнул. В зубах застряла то ли сосиска, то ли неизвестно что, но это так мешало ему…
– Вообще-то мама два года тому назад умерла и…
– О, это очень хорошо! – прервал Ирину Михайловну Монзиков.
– Что хорошо? Что мама умерла? – с испугом спросила Ирина.
– Нет. Хорошо, что это… Ну! В общем, что это, блин, уже – всё! Вы понимаете мою мысль? – спросил адвокат, прищурив еще сильнее правый глаз и пристально посмотрев на даму, выпалил адвокат.
Ирина Михайловна не знала, что и ответить. То ли она должна была обидеться, но ведь они были почти незнакомы, да и свои мысли адвокат излагал очень и очень необычно, то ли она действительно не поняла, что имел в виду Монзиков. К тому же, он все время как-то воровато озирался по сторонам и часто, приподнявшись на цыпочки, заглядывал через плечи прохожих в подворотни. Борясь с любопытством, чувствуя что дальше так продолжаться не может, Ирина Михайловна спросила: «О чем Вы думаете? Только честно!»
– Да так. А Вы?
– Это не ответ. Так о чем же?
– Знаете, я сейчас… – Монзиков быстро нырнул в ближайшую подворотню, и было отчетливо слышно, как хлопнула входная дверь в подъезде дома, откуда через несколько секунд спустя, с расстегнутой ширинкой и облитым дипломатом, с диким криком выскочил адвокат, безбожно матерясь и чертыхаясь. Схватившись сначала левой рукой за локоть Ирины, держа в правой руке мокрый, пахнущий мочевиной дипломат, Монзиков быстро зашагал под ручку с дамой, которая нет-нет, да и оглядывалась назад. При этом Монзиков пытался застегнуть все той же правой рукой ширинку, одновременно стараясь, чтобы никто этого не заметил.
На вопрос: «А куда Вы ходили, Александр Васильевич?» Монзиков, не моргнув глазом, ответил: «Да так, знаете ли… Понимаете мою мысль, а?»
– Да… – хотя, что имел в виду адвокат, и, что он подразумевал под мыслью – для Ирины Михайловны было совершенно не ясно.
Когда, наконец, пришли домой, то на часах было уже восемь вечера. Надо сказать, что двухкомнатная квартира Ирины Михайловны сразу же понравилась Монзикову. Он оценил большую кухню, куда, по его разумению, следовало бы поставить диван.
– Знаете ли, вот сюда надо будет поставить полутороспальный диван, а стиральную машину мы сейчас перенесем в ванную. Там есть, кстати, место? – спросил Монзиков, пробуя с указательного пальца при этом из банки клубничное варенье, что стояло на кухонном столе.
– Вы знаете, – сказала нерешительно Ирина Михайловна, – ванная у меня маленькая, да и как-то привыкла я к такому месторасположению.
– Ничего, привычки можно и поменять. Понимаете мою мысль? А? Да, кстати, а что мы будем есть на ужин? Я люблю картошечку с грибами. Или с мясом. Все равно, лишь бы были мерзавчики. Я правильно говорю, да?
– Мерзавчики? – удивилась Ирина Михайловна.
– Да, такие маленькие. Вот такие! – Монзиков показал мизинец с большими заусеницами и прищурил правый глаз. – Понимаете мою мысль, а?
– Что Вы имеете в виду?
– Ну, как это, ну, это – огурчики! – уверенно парировал адвокат.
Ирина Михайловна расстегнула верхнюю пуговицу на платье, т. к. ее почему-то начал прошибать пот и в ее голову полезли всякие нехорошие мысли. Но сосредоточиться не получалось из-за раздавшегося сильного грохота от падавшего с антресолей в коридоре чемодана. Александр Васильевич громко выругался и раздраженно заметил, что на антресоли надо класть чемоданы аккуратнее, чтобы они не падали на людей.
– А как же он упал на Вас? – с удивлением спросила хозяйка сталинской квартиры с четырехметровым потолком.
– Как? Как? Я решил взглянуть, что у Вас на антресолях. Понимаете мою мысль? А стремянки-то нет. Ну, вот, значит, только я, это, а он, бля, падла… – тут Александр Васильевич замахнулся на валявшиеся у ног чемодан и тюк, упавший за ним (чемоданом) следом. – В общем, это….
– Что это? – с издевкой спросила Ирина Михайловна.
– А? Ну! – Монзиков скривил такую гримасу, что Ирине Михайловне стало как-то не по себе.
– Ну, что ну! – передразнила бедная женщина.
– Надо это, того, понимаете мою мысль, а? Ведь я же должен знать! Понятно? – Монзиков пытался успокоить даму, но почему-то, вдруг, сменживался.
– Это еще почему? – недоумевая, изрекла полу испуганным голосом Ирина Михайловна.
– Вы же хотели позвонить?
– Да, надо бы. А может после ужина, а?
– Какого еще ужина? Вы что?
– Как какого? Вы меня удивляете, Ирочка! Ведь мы же – это, и Вы, кстати, тоже! Не хорошо! Уж, ежели оно того, так оно и конечно! Надо ведь догонять, а то… – адвокат поднял вверх указательный палец правой руки и взглянул на потолок.
– Да что Вы за чепуху несете? Вы в своем уме? Да я вот…
– Подождите, не надо! Вы – это, послушайте! – Монзиков наконец застегнул ширинку, сломав при этом подставку зеркала, которую случайно зацепил дипломатом.
Ирина Михайловна была в ужасе. Первый раз за 15 лет она была наедине с мужчиной в своей квартире, и первый раз в жизни ей хотелось кричать нечеловеческим голосом. Это же надо было, что бы какой-то адвокатишка в обоссаных брюках, пучеглазый, с пшеничными усами и полу уголовными замашками за пять минут пребывания в ее жилище столько успел сделать? Нет, в это поверить можно было либо будучи пьяным, либо… Да что либо!? Решительно, надо было его гнать в три шеи.
Но Ирина Михайловна была интеллигентной дамой. Именно поэтому она по служебной лестнице смогла вырасти лишь до заведующей онкологическим отделением. Да и то, если честно, то должность эту она получила полгода назад по дядиной протекции – известного хирурга, доктора медицинских наук, начальника военно-медицинской академии. Кстати, Леонид Павлович – ее дядя, говорил: «Ириша! Какого х… ты не выходишь за муж? Ты ведь, ебёнть, так на х… и умрешь, ебёнть, не познав бабских радостей! Я, бля, могу, бля, тебе… И это, вот еще, есть, бля, с квартирой! Так что ты, это, давай!»
[21] Были и другие доводы о необходимости создания семьи, о том, что надо жить полноценной жизнью, радоваться самой и радовать домочадцев. Тем более что Ирочка была весьма и весьма привлекательной женщиной.
Карьера Леонида Павловича проходила на глазах Ирины Михайловны. Молодой лейтенант, военный врач удачно женился на дочери генерала Миткова, от брака с которой появились Леня и Павлик. Путь от лейтенанта до майора Леонид Павлович «прошел» за 2,5 года, что даже в военное время, когда звезды падают на погоны одна за другой, казалось раньше просто чудом. Однако, празднуя очередное досрочное присвоение – подполковника – тесть на седьмом тосте, закусывая шашлыком, подавился и на глазах пьяных родственников-врачей умер. Но беда не приходит одна. Вскоре, после смерти папы умерла и супруга Леонида Павловича, которой в ту пору было 33 года, оставив на его плечи семилетнего Лёнечку и девятилетнего Павлика. Спустя три месяца, Леонид Павлович получает конструктивное предложение от зам. начальника управления кадров Ленинградского военного округа.
