Пятый критерий – умный – глупый. Чем игрок менее образован, тем он, как это ни странно, психологически устойчивее. Не случайно, один из выдающихся бильярдистов мира – Евгений Сталев – говорит, что ему всё равно с кем играть, он играет, прежде всего с шарами, а уж потом – с партнером. Его старший брат – неоднократный чемпион России по русскому бильярду – Максим Сталев, закончивший в отличие от Евгения 10 классов средней школы, более подвержен психологическим и нервным срывам. Он гораздо сильнее реагирует на негативные выпады партнеров и может «сливать» партию за партией лишь только от того, что боится своего соперника. Вообще же психологический настрой для бильярда очень важен. Если к игре подходить расслаблено или скованно, то проигрыш будет очевиден.
Шестой критерий – время суток. Известно, что все люди, так или иначе, делятся на жаворонков и сов. Жаворонки встают рано и трудовую активность, как правило, проявляют до обеда. Именно жаворонки предпочитают послеобеденный сон всему другому, пусть даже сексу с прекрасным женским полом. Да и надо-то поспать часок-другой, как появляется новый прилив сил, энергии, достаточный для успешного завершения трудового дня. Совы – полная противоположность жаворонкам. Они, т. е. совы – это ночные труженики. Прилив энергии у них наблюдается перед ужином, после которого силы удваиваются. Основная беда всех сов – это отсутствие понимания их поведения и возможностей со стороны жаворонков.
Думаю, нет особого смысла обсуждать игру совы с жаворонком в утренние или вечерние часы? Итог для Вас наверняка, теперь, известен заранее.
Шустрики, они же жаворонки, быстро загораются, быстро выплёскивают свою энергию и очень быстро сгорают. В отличие от сов, жаворонки очень быстро восстанавливают свои силы. Им подчас достаточно выпить стакан крепкого чая с лимоном или большой фужер сока и они готовы с новыми силами идти в бой.
Шустриков всегда можно увидеть издалека по походке. Они не ходят, они летают. Движения у них быстры и отточены, как у гепарда. Долго претворяться они физически не способны. Так кто же из катал наиболее подходит к жаворонкам или совам? Как ни странно, но большая часть катал – совы. Хотя бывают и исключения, но они настолько не типичны, что об этом даже не стоит и говорить.
Диссертационная байка
The scientist you may and to not be, but the dissertation to create it is obliged!
Да нет, это – не байка. Это – самая, что ни на есть, настоящая быль. Уж поверьте мне, я в жизни столько всякого наслышался, что легко могу отличить правду от выдумки. Хорошо помню, как однажды ко мне подошла маленькая девочка и сказала, что ее зовут – Алла Пугачёва. Я её хотел тогда отшлёпать по попке, чтобы она не завиралась, но не стал, т. к. когда я почти снял ремень со своих брюк, её, вдруг, окрикнула подружка, назвав Аллой. И она убежала…
В институте
Во вторник, в 1630 в кабинет к Монзикову робко постучали в дверь. Александр Васильевич только-только закончил полуторачасовую беседу с клиентом, который очень хотел возврата денег на том лишь основании, что его вопрос был решен в точности, да наоборот. Адвокатский гонорар клиент удваивал в случае не просто положительного для себя решения дела, а если положительное решение вопроса будет ускорено, сильно ускорено.
Монзиков за полтора часа шумного пререкания сумел так всё перевернуть, так изменить ход беседы, что, выходя от адвоката, клиент сильно сожалел о том, что отнял у Александра Васильевича кучу времени, и, что, наверное, надо было бы ему всё-таки поднять адвокатский гонорар. Ведь он так старался?! Мысли эти перебивали лишь робкие воспоминания о том, что таких, как Монзиков, адвокатов у них, в Одессе, из рогаток расстреливают! Что таким желают одну зарплату и множество тещ…
Вышедший из кабинета Монзикова клиент, интеллигентный с виду, хорошо одетый мужчина – плелся вниз по широкой лестнице, невнятно матерясь и, то и дело, оглядываясь по сторонам.
– Здравствуйте! Я – от Игоря Николаевича, от Романова, – несколько нерешительно, но достаточно внятно произнес только что вошедший в кабинет к Монзикову мужчина.
– А, Анатолий? – Монзиков быстро подошел, протянул для пожатия руку, но в самый последний момент он её отдернул, засунул в карман брюк и несколько подался назад.
– А, откуда Вы меня знаете, а? – изумленно спросил молодой человек, которому было далеко за тридцать.
– Откуда, откуда, оттуда! Догнал, а? – Монзиков взял шариковую, с обгрызенным концом ручку и глубоко засунул колпачок в правое ухо. При этом лицо его передернула чудовищная гримаса. И лишь когда прошло несколько секунд и вместе с колпачком был извлечен здоровеннейший комок серы, адвокат добавил, – Ну, что, значит, тоже хочешь, да? Ха-ха! Ну, ты, молодец, да!? Понимаешь мою мысль, а?
– В каком смысле? – Постарался въехать в тему посетитель.
– Ну, ладно, ты – это, давай! Понимаешь мою мысль, а? – и Монзиков лукаво посмотрел на потенциального клиента, а затем быстро сел в кресло-качалку и начал неистово раскачиваться.
Посетитель оторопело взирал на известнейшего в городе адвоката, о котором ходили всевозможные слухи. Впервые в жизни он видел не просто взрослого, беспардонного ребенка. Нет, ребёнок ко всему прочему был ещё и дурной! Первое желание – самое сильное. Почему, вдруг, он до сих пор ещё здесь? Что за ерунда-то такая? Просто мистика какая-то!
– Ну, и где же ты это? А? – прервал вдруг возникшую паузу Монзиков.
– Простите, что? – попытался, было переспросить клиент, но Монзиков начал сыпать вопросами.
Один вопрос был ещё непонятнее другого. Чувствовалось, что адвокат вместо ненормативной лексики пытается использовать сходные по смыслу нормальные слова, подбор которых вызывал у него сильную боль. Лицо его то и дело кривилось. Одна гримаса была ужаснее другой.
Минут через десять первое состоялось их знакомство.
Пургенов Анатолий Николаевич был среднего роста, с невыразительными глазами, скорее серого, нежели зеленого цвета, с ярко выраженными лобными залысинами. Из-за сутулости и тонкокостной конституции его фигура напоминала вопросительный знак. Небольшой животик не только не придавал фигуре солидности, а скорее он ее сильно портил. Сразу было видно, что физическим трудом Анатолий Николаевич занимался крайне редко. Почему-то в голову адвоката полезла крамольная мысль о том, что Пургенов – неизлечимый мастурбант, скрывающий своё рукоблудие от кого-либо. Говорил Анатолий Николаевич каким-то странным голосом. Когда он произносил очередную тираду, то создавалось впечатление, что он не говорит, а тужится в туалете. В разговоре он держал голову несколько вниз и слегка набок. Лицо его постоянно гримасничало. Видимо он пытался мимикой усилить сказанное, но эффект получался обратный.
Одет он был, как возможно только ему казалось, неброско, по погоде. Ноги были облачены в резиновые сапоги с большими заплатами, заляпанными грязью и прилипшей жухлой травой. На его голове восседала широкополая, грязно-зеленого цвета старая фетровая шляпа. Длинный кожаный плащ-пальто с протертыми рукавами, сильно подпоясанный облезлым матросским ремнём с нечищеной бляхой, дополнял и без того экстравагантный облик нераскрытого и непризнанного интеллектуала. Кожаный портфель неопределенного цвета, протертый до дыр, был набит какими-то бумагами. Однако внешний вид посетителя Монзикова ни сколько не удивил. Более того, он почему-то вспомнил одного знакомого зека, который в его тюремную бытность ох как попортил его карьеру. Но об этом вспоминать ему не хотелось.
