Для овладения новой способностью требуется немало времени. Часто период ее становления характеризуется появлением у подростка феномена теоретизирования. Многие учителя и родители знают из своего личного опыта, какое большое значение подростки и юноши придают обсуждению различных проблем со своими сверстниками. Порой десятиминутный путь до дома они проходят в течение нескольких часов, обсуждая с друзьями проблемы, представляющие для них интерес.
Подчеркивая важность периода теоретизирования в жизни подростка, Л. Ф. Обухова замечает: «Социологические исследования показали, что те люди, которые в подростковом возрасте не создавали теорий, не мечтали о больших реформах в жизни, оказываются наименее продуктивными в своей последующей деятельности» (Обухова, 1981, с. 104).
Высокая значимость периода теоретизирования объясняется еще и тем, что он совпадает с периодом развития самосознания. В это время подростки и юноши начинают активно интересоваться проблемами общения, самосовершенствования, поиска смысла жизни, социальной справедливости и т. д. Нередко они выходят на уровень анализа вечных философских истин, не находя решения вопросов, стоящих перед ними. В определенных случаях напряженная душевная работа может приводить к истощению нервной системы и нервным срывам.
Наиболее часто это происходит, когда родители пренебрежительно относятся к новой потребности ребенка. С точки зрения одних родителей, потребность в теоретизировании – это блажь, служащая прикрытием слабоволия и лени. Другие считают, что это – опасная страсть к разглагольствованию, которая прямым ходом ведет подростка в психиатрическую больницу. Третьи рассматривают теоретизирование как признак больших интеллектуальных способностей ребенка, развитие которых опасно для родителей. Они боятся потерять авторитет в его глазах, так как порой даже не могут вникнуть в суть проблем, которые он пытается решить. Во всех этих случаях теоретизированию объявляется беспощадная война – вводятся запреты на долгие разговоры по телефону; ужесточается режим дня, что не дает подростку возможности тратить на общение со сверстниками много времени; высмеиваются задаваемые подростками вопросы, вплоть до дискредитации роли интеллектуального труда и интеллектуалов в обществе. Приведу пример из моей практики, который является довольно яркой иллюстрацией того, о чем говорилось выше, а также ряда других феноменов подросткового возраста.
Однажды ко мне на прием пришел пятнадцатилетний девятиклассник. Рухнув на стул и сгорбившись так, что его подбородок едва не касался худых, высоких коленок, он стал рассказывать о своей тяжелой жизни. Многое в его облике и манерах свидетельствовало о тяжелом эмоциональном состоянии: дрожащие от волнения руки и губы, красно-белые пятна на лице; поза, выражающая безысходность положения; быстрая, не очень связная, тихая и затухающая к концу предложения речь.
Прежде всего он попросил меня дать ему совет, как вести себя с родителями, которые его не понимают. В доме участились скандалы, заканчивающиеся рыданиями матери и площадной бранью отца. Родители упрекают его в том, что он много времени «треплется» по телефону о высоких материях, в то время как уроки остаются несделанными, посуда невымытой, ведро с отходами невынесенным. В сущности, родители требовали от него немного – прекращать разговоры по телефону и браться за дело, хотя бы тогда, когда они возвращаются вечером домой с работы. В принципе он соглашался с их требованиями. Однако часто оказывалось так, что он не мог просто так оборвать телефонный разговор. Во-первых, потому, что он обсуждал такие важные и сложные вещи, что прерваться было невозможно – могли ускользнуть важные мысли и даже открытия. Во-вторых, он вел эти разговоры с единственным человеком, который серьезно относился к его философским изысканиям. Это была старшая сестра его одноклассника, к которой он относился как к старшему, умудренному жизненным опытом товарищу, значительно более, чем он, продвинутому в области нравственного совершенствования, способному руководить его моральным развитием.
Накануне его мать, потеряв терпение, не дала ему довести разговор до конца, разъединила телефонную линию, нажав на рычаг телефона. Парень вспылил и сказал, что уйдет из дома, бросив несколько оскорбительных слов в адрес семьи. Мать дала ему пощечину. Это было первый раз в жизни, когда она подняла на него руку. «Как жить дальше?» – был его первый вопрос. Еще один вопрос не давал ему покоя. Как выбрать друга, соответствующего критерию нравственности, который он выработал при участии своей духовной покровительницы. В ходе многократных дискуссий они разделили всех людей на три категории. Низшую категорию составили подонки – пьяницы, воры, грабители, проститутки. К средней категории отнесли всех обывателей, которые соблюдают правила морали только потому, что это выгодно, так как иначе их не будут уважать. Однако по натуре обыватели аморальны. Среди них много интриганов, завистников, накопителей, стукачей, предателей, просто эгоистов. Таких людей большинство. В третью категорию попали люди, живущие по законам нравственности и руководствующиеся исключительно мотивами духовного и нравственного самосовершенствования. В их жизни большое значение имеют литература, искусство и прочие культурные ценности. Таких людей очень мало – это тонкий элитарный слой, который недосягаем для обывателей.
Школьник признался, что после того, как он понял, что существует рафинированный слой высоконравственных людей, он начал искать их среди своих одноклассников в новой школе. Вскоре он установил, что большинство из них относится ко второй категории, и отверг их. Оставшиеся отвергли его сами, не пожелав включать в свой давно уже сложившийся круг общения нового человека. Таким образом, он остался в изоляции.
Были и другие проблемы, из-за которых подросток страдал. Например, как ему жить, если он некрасив и не сможет понравиться какой-нибудь красивой девушке, с которой все ребята мечтают дружить? Все ли в порядке у него с психикой, если его почти никто не понимает? В детстве у него были ярко выраженные способности к математике, но постепенно они исчезли; почему? (К своим учителям он относился нейтрально, считая, что их интересовала только успеваемость учеников.)
В конечном счете все переживания подростка слились в одно чувство – отчаяния и безысходности. Ему была оказана психологическая помощь. Он вышел из состояния отчаяния, нашел себе друзей, наладились и его отношения с родителями.
К сожалению, данный пример довольно типичен, и каждый школьный психолог встречается с подобными случаями постоянно. Нередко приходится наблюдать и противоположный тип реагирования родителей на появление теоретизирования. Родители приходят в восторг от неординарного интеллекта своего ребенка. В результате чего подросток «фиксируется» на появившемся у него «даре». Склонность к теоретизированию переходит у него в устойчивую привычку, которая, в свою очередь, может даже значительно усиливаться. У таких людей возникает тяга к рассуждениям даже в тех случаях, когда они и не требуются, и при этом снижается потребность в активных действиях, что в значительной мере ослабляет развитие волевых качеств.
Школьный психолог сталкивается иногда со значительными трудностями, когда явление теоретизирования необходимо отличить от симптоматики, свидетельствующей о психическом заболевании. В этом случае необходима консультация подростка у психоневролога.
