– Марк!
– Они уже едут! – крикнул он. – Я спускаюсь.
Я повернулась к Мирей и сжала ее правую руку – холодную, вялую, испачканную синей масляной краской. Пошел дождь, и я осторожно стряхивала капли с ее лица.
Она застонала, натужно дыша, и попыталась поднять голову.
– Нет. Не двигайтесь, Мирей. Скорая уже едет. Все будет хорошо.
– Ох… ох… – Она пыталась что-то сказать.
Я вглядывалась в ее лицо, но не могла определить, понимает ли она, кто я и что произошло.
– Т-с-с… Спокойно. Не пытайтесь говорить. Они скоро приедут.
– Ох. Je… Je pense…
[31]
Мне пришлось напрячь слух, чтобы разобрать ее слова.
– Т-с-с…
А потом она громко и отчетливо прошипела:
– Je suis désolé
[32].
Она просила прощения, но почему-то эти ее слова прозвучали как угроза.
Я отпустила ее руку и отшатнулась. Что-то острое впилось мне в ладонь – осколок зуба. Я поднялась на ноги, вытирая руки о джинсы. Мгновение спустя я услышала топот, голоса, и двор залил яркий свет. Марк оттащил меня в сторону, пока трое врачей скорой помощи суетились вокруг Мирей.
Кристальная ясность рассудка отступила, она уже выполнила свою задачу. Меня начало трясти. Воспоминания о нескольких следующих часах остаются размытыми, но одно я знаю наверняка: мы с Марком были рядом, когда молодой врач с вытатуированной на запястье звездой объявил время смерти: 20: 45.
Пока Марк водил пару мрачных gendarmes в квартиру, я стояла у почтовых ящиков спиной ко двору. Потом они вернулись, и вежливый, но угрюмый полицейский попросил нас взять документы и поехать с ним в ближайшее отделение. После того как мы предъявили полиции наши паспорта и дали по отдельности показания полицейским в форме, нас провели в небольшую комнатку, где пахло кофе и краской. Французские полицейские, которых я видела в городе, пугали меня своим оружием и суровым видом, но тем вечером все без исключения сочувствовали нам и говорили на прекрасном английском.
Все это время Марк крепко держал меня за руку. Теперь была его очередь взять все на себя. Не знаю, сколько мы просидели в той комнатке, но мне показалось, что прошли часы. Мы почти не говорили друг с другом. Когда Марк чувствовал, что мне нужна поддержка, он сжимал мою руку.
Наконец в комнату вошла худощавая женщина с маленькими руками и глубокими морщинами у глаз.
– Мне очень жаль, что вам пришлось ждать. – Она устало улыбнулась. – Я капитан Клэр Миск. Вы, должно быть, очень устали. Мы уведомили посольство вашей страны о сегодняшних событиях – такова процедура, когда иностранные граждане вовлечены в расследование смерти при подозрительных обстоятельствах.
– Там не было ничего подозрительного, – пробормотала я. – Мы же сказали, что она выбросилась из окна.
Капитан кивнула. Ее глаза испещрили красные прожилки, ногти были обкусаны.
– Я знаю. Но такие случаи все равно называются… хм… смертью при подозрительных обстоятельствах. Такова терминология.
– Извините.
– Ничего страшного. Я знаю, что вы пережили шок. Не лучшая ситуация для вашего отпуска, non?
Мы с Марком переглянулись.
– Из посольства ЮАР пришлют кого-нибудь, чтобы помочь нам? – спросил он.
– C’est pas necessaire, monsieur
[33]. Мы заверили их, что не станем вас задерживать. Вероятно, при таких обстоятельствах procureur захочет полного расследования, но мы уверены, что…
Полицейский в форме просунул голову в дверной проем, посмотрел на нас и сказал что-то по-французски.
– Ага. Простите. Мне придется отойти на минутку. Могу я принести вам café? Или воды?
– Спасибо. – Марк кивнул.
Я почувствовала, как по позвоночнику опять пополз холодок страха.
– Что, если в рамках расследования они захотят задержать нас в Париже, Марк? Что, если они решат, будто мы… Господи, что, если они решат, будто мы как-то причастны к ее смерти?
– Не решат. До этого не дойдет.
– Откуда ты знаешь?
– Капитан, похоже, настроена доброжелательно, верно? И если бы у нас были неприятности, я уверен, что кто-то из посольства вмешался бы.
– Да?
– Точно тебе говорю, Стеф.
– Ты им рассказал, что говорила Мирей перед самоубийством? Все те безумные слова…
– Я сказал, что она несла какую-то чушь, – отрезал Марк. – Сказал, что мы не заметили никаких признаков того, что она намеревается сделать. Сказал, что мы ее почти не знали.
– Как думаешь, может, она нас подслушала?
– Я сказал полиции все, что им нужно знать, Стеф. – В его голосе послышался холод. – Она была сумасшедшей. И не стоит думать о том, что она сказала. Мы ее почти не знали. И она не знала нас. Такова правда. Зачем все усложнять?
В комнату вошла миловидная молодая брюнетка и вручила нам по пластиковому стаканчику с хорошим на удивление черным кофе.
Когда она ушла, Марк вздохнул и взял меня за руку.
– Прости, что говорил так резко. Все будет в порядке, Стеф. Мы переживали и худшее.
Я опустила голову Марку на плечо. Видимо, я задремала, но мне ничего не снилось.
Капитан наконец-то вернулась и попросила прощения за очередную задержку. Я с облегчением увидела наши паспорта в папке, которую она положила на стол.
– D’accord. Я думаю, что должна рассказать вам кое-что. Женщина, которую вы знали как Мирей, есть в нашей базе. У нее своя история.
Марк отнял руку. До этого момента я даже не осознавала, как у меня вспотели ладони.
– В смысле «женщина, которую вы знали как Мирей»? Это не ее настоящее имя?
– Oui, простите. Это я просто… гм… неудачно выразилась. Эта женщина не раз проходила лечение в психиатрической клинике. Мы пытаемся связаться с ее семьей, а ее лечащий врач сказал, что она часто говорила о самоубийстве и уже предпринимала подобные попытки ранее. Просто на этот раз попытка увенчалась успехом.
– Как жаль… – выдохнула я, хотя, честно говоря, слишком устала, чтобы жалеть Мирей.
Марк снова взял меня за руку.
Женщина пролистала бумаги в папке:
– Конечно же, я прочла ваши свидетельские показания. Вы говорите, что она сама напросилась на ужин в вашей квартире?
