– Ты в порядке? – спросил он.
– Да, все нормально.
Свет в салоне был приглушен, но я пристально вглядывалась в его лицо, выискивая признаки безумия. Его соседка с интересом покосилась на меня. Марк нравился женщинам – так было всегда.
– Стеф, прости меня за то, что случилось в аэропорту.
– В аэропорту?
«Черт… – подумала я. – Неужели он натворил что-то еще, а я этого не заметила?»
– Что случилось в аэропорту, Марк?
– Ну, знаешь… что я уснул, и тебе пришлось разбираться со всем самой.
– А-а, вот ты о чем. Все в порядке.
– Нет, не в порядке. Правда. – Он улыбнулся. – Пввости меня, Стеф.
Я рассмеялась от облегчения, вспомнив бесталанного певца в вагоне поезда. Марк мог шутить – это уже что-то.
– Попробуй поспать. – Он поцеловал мне руку.
Я вернулась на свое место. На душе у меня стало легче – я была почти готова убедить себя, что раздула из мухи слона и та сцена с кошкой ничего такого не значила. В конце концов, я была спросонья. Сбита с толку. Перепугана. Может быть, я действительно все неправильно запомнила. Может быть, Марк правда думал, что спасет бедняжку. Успокоившись, я заснула уже через пару минут.
Светловолосый немец разбудил меня, когда самолет уже приземлялся в Йоханнесбурге. Наверное, в какой-то момент он пробрался мимо меня в туалет – сейчас он был уже чисто выбрит и одет в накрахмаленную белую рубашку. Пока все покидали борт, я с тревогой ждала Марка у выхода. Из-за двухдневной щетины он выглядел старше и изможденнее, чем обычно, но показался мне спокойнее, чем вчера, не таким нервным и рассеянным. Проходя таможню и забирая багаж, мы почти ни о чем не говорили, так, перебрасывались банальностями, как незнакомцы: «Ты хорошо спал? Завтрак был отвратительный, верно? Может, выпьем по чашке кофе перед перелетом в Кейптаун?»
Над толпой, собравшейся за терминалом, виднелась огромная связка воздушных шариков, и я почувствовала, как мое настроение постепенно улучшается. Послышался чей-то вскрик, и мы оба вздрогнули. Повернувшись, я увидела немца, со всех ног бегущего к женщине с воздушными шариками. Она была куда толще него – килограммов на двадцать, не меньше, – но он без видимых усилий подхватил ее на руки и закружил. Оба рассмеялись. Они поцеловались, и толпа вокруг, улыбаясь, зааплодировала. Женщина выпустила веревку, удерживавшую шарики, и те плавно взмыли под потолок.
Я подтолкнула Марка локтем:
– Я сидела рядом с этим парнем в самолете. Он сказал мне, что…
Марк так сильно сжал мое запястье, что я охнула. Он пристально смотрел на что-то – вернее, на кого-то – в толпе. Я поняла, что он следит за девочкой-подростком со светло-русыми, мышиного цвета косами.
– Что случилось?
– Мне показалось, будто она… – Марк отпустил мою руку. – Ничего. – Он напряженно улыбнулся. – Совсем ничего. Правда. Поехали домой.
Глава 15
Марк
– Подлить тебе еще, дорогой?
Мне нужно ехать домой, но от жара полуденного солнца меня разморило. Я словно впал в спячку. Мне хочется поехать домой, помочь Стеф выкупать Хейден, но я знаю, что Стеф больше нравится проводить время с дочкой наедине. Когда Жан и Рина привезли малышку из своего отеля сегодня утром, Стеф была так рада, что от облегчения у нее слезы навернулись на глаза. Я отделался отговоркой, мол, мне нужно повидаться с Кларой: «Хочу забрать у нее ключи и поблагодарить ее за потраченное время». Стеф практически вытолкала меня из дома, так ей хотелось отдохнуть от меня.
Когда вчера вечером мы приехали, Стеф побросала вещи и начала обходить дом. «Кто-то его передвинул», – сказала она, указывая на журнальный столик. А ведь этот столик всегда стоял под окном у нас в спальне. Не успел я подойти, как она уже метнулась к книжной полке. «И кто-то перевернул книги». Я предположил, что это сделала Хейден или Клара смотрела книги, когда заходила сюда, но Стеф все не успокаивалась: «Чувствуешь этот запах? Это лежало здесь, когда мы уехали? Мы ведь задергивали эту штору, верно?»
Учитывая, какую неделю нам пришлось пережить, я знаю, что должен был проявить выдержку. Стеф была права, многое в доме выглядело иначе – или нам казалось, что оно выглядит иначе. Но я так устал от постоянного напряжения, от того, что мы всегда вынуждены оставаться начеку, что усилием воли проигнорировал эти странности. Если я не могу почувствовать себя дома здесь, то где же мой дом? Я отчаянно хотел успокоиться. И поэтому сбежал в это уютное кафе со своим давним добрым другом. Я откидываюсь в кресле, я размяк, точно у меня нет костей. А ведь я должен был бы справиться с пережитой травмой, оставаясь рядом с женой и ребенком. Молодец, Марк, ничего не скажешь! Да, мне нужно возвращаться, но отблески солнечных лучей так мирно пляшут на волнах океана, легкий ветерок холодит кожу, из кафе видно голубое небо…
– Давай. Спасибо, – говорю я Кларе.
Она наклоняется вперед, берет из ведерка со льдом бутылку вина и наливает мне шардоне. Прядка волос выскальзывает из ее прически и падает на щеку, на ней играют блики. Хотя бóльшая часть ее волос выкрашена в ярко-красный, я замечаю в этой прядке волоски насыщенного бронзового цвета – ее природного цвета.
Меня всегда очаровывали красивые волосы. У Одетты были волосы как у «мисс Америка». Не волосы, а солнышко, заливавшее светом любую комнату, куда она входила. Густые, блестящие, нежные… Когда мы занимались любовью, Одетта щекотала мою грудь волосами, и я чувствовал, как тепло ее жизни переходит ко мне. В моменты, когда Одетта обнимала меня, укрывала волосами, защищала от мира, я словно умирал от счастья. Но когда ее волосы отрасли, то почему-то закурчавились, да и цвет их изменился, стал каким-то мышино-русым.
И хотя Одетта старалась сохранять самообладание ради Зоуи, однажды малышка застала ее плачущей: Одетта рыдала, глядя на свое отражение в зеркале и сжимая в руке клок выпавших волос. Тогда она как раз проходила химиотерапию. «Что случилось, мамочка?» – спросила Зоуи. «Я такая уродина», – сказала Одетта. Зоуи покачала головой и пять минут спустя вернулась со всеми своими куклами – она обстригла им волосы. «Видишь, мамочка, они красивые, как и ты». Потом Зоуи собрала все срезанные волосы кукол и сложила их в небольшую пластиковую коробку: на потом, когда они выздоровеют.
Не знаю, что подтолкнуло меня – вино, солнце, бриз, отсутствие Стеф, – но я подаюсь вперед и дотрагиваюсь до волос Клары. Я ничего не могу с собой поделать.
– Как красиво… – говорю я. – Новый цвет?
Она нежно отстраняется и хмурится, но я вижу ее улыбку. Снисходительную? Или соблазняющую?
– У тебя был такой странный голос, когда ты позвонил из Парижа. «Нам нужно убираться отсюда, Клара. Немедленно!» – Она подражает моему голосу. – Что случилось?
Я неспешно отхлебываю вино. Самоубийство, призраки, мертвая кошка, чулан, где кого-то пытали… С чего бы начать? И если я начну, то когда остановлюсь? Я отставляю бокал, надеясь, что полуденная жара изгонит тошнотворный холод, сковывающий мое тело при мысли о том доме.
