– Палац, – повторил Людвиг. – Но по виду-то настоящее палаццо!
– Так палаццо и есть, – подтвердил Генрих, позволив себе тень улыбки, никак не более. – Строили по генуэзским образцам. Да и архитектор – забыл, как звали – итальянец. Так что – палаццо. Но в Новогрудке – называется палац. Компрене
[47]?
– Уи, месье! – позволил и себе улыбку Людвиг.
– Значит, вся семья в сборе.
– Как и планировалось. Приглашают встретиться за завтраком.
– Отлично! – кивнул Генрих. – Как думаешь, до утра госпожа анархистка объявится? Не хотелось бы, знаешь, идти на встречу одному…
– Вернется, – уверенно ответил Людвиг. – Захочет душ принять, переодеться… Обязательно придет.
– Ну-ну… Что слышно от Петра?
– Его императорское величество в запое.
– Понятно. Лаговский?
– Он в Ростове. Пытается собрать депутатов думы.
– Соберет?
– Кворума не будет, но человек пятьдесят вполне может собрать.
– Так и у нас человек девяносто плюс сенаторы.
– Он знает, но пытается сбить масло из сыворотки. Не хочет сдаваться. Упорный человек.
– Какие вести с Урала?
– Ждем.
– Ладно, жди! Остаешься за хозяина, а я поеду кататься с господами полковниками. Все одно, надо же чем-нибудь себя занять, а то, знаешь, Людвиг, порой кажется, крыша едет.
– Ну, это не одному вам, командир, кажется. Все под Богом ходим, – и, щелкнув каблуками, Людвиг, затянутый в молодецкий мундир несуществующей армии, резко повернулся через левое плечо и зашагал по открытой галерее в южное крыло Ольгердова палаца, где, по приглашению Ивана Константиновича, третий день гостили Генрих и его люди.
* * *
Было уже без четверти десять, когда она добралась до Дубровы. Ехать в Ольгердов палац было далеко и поздно. Пока туда, пока обратно, да и не факт, что все дороги открыты. Ситуация в этом смысле менялась по три раза на дню и не всегда в лучшую сторону. Ну, и еще, разумеется, Людвиг. Объявишься на пять минут, потом три часа хвосты стряхивать придется.
Натали вошла в кабинку уличного таксофона, вбросила в щель приемника гривенник и набрала номер.
– Добрый вечер! – поздоровалась с дежурным офицером. – Это…
– Минуту, сударыня, перевожу вас к майору Шустеру.
Длинная рулада, перезвон серебряных колокольчиков…
– Добрый вечер, Наталья Викторовна! – Людвиг безупречен даже по телефону. – Чем могу быть полезен? Прислать авто?
– Не стоит… Передайте господину князю…
– Что вы придете поздно.
– Мне показалось, что я обрубила хвосты.
– Так и есть, но, полагаю, я прав. Вы ведь не собираетесь домой?
– Еще нет.
– Не хотите поговорить с Генрихом Романовичем?
– Хочу. Но не сейчас.
– Наталья Викторовна…
– Я просила вас называть меня по имени.
– Так точно! Наташа. Так нормально?
– Представьте, что вы в Праге.
– Отлично. Наташа, в городе неспокойно. Петр Константинович формально все еще император…
– Я поняла ваш намек, Людвиг. Я вооружена и крайне осмотрительна.
– Ну, разве что…
– Не слышу в вашем голосе энтузиазма.
– Его там нет.
– Извините, Людвиг! И передайте, будьте любезны… Все-таки некоторые кошки продолжают гулять сами по себе. Ошейник раздражает и… натирает шею.
– Весьма образно! Могу я…
– Можете! – разрешила Натали, которой Людвиг нравился. И чем дальше, тем больше.
– Иван Константинович пригласил вас с Генрихом Романовичем на завтрак… К нему, видите ли, семья присоединилась.
– Семья?
– Княгиня Анастасия Романовна – супруга Ивана Константиновича и поручик Збаражский, Роман Иванович, их сын.
– Романовна? – переспросила Наталья, которую такое совпадение странным образом встревожило.
– Романовна, – подтвердил Людвиг. – Но я понял ваше недоумение, Наташа. Мой ответ: не знаю. Честное слово.
– Верю. Что ж… Передайте Генриху, я буду к завтраку.
– Удачи! – попрощался Людвиг.
– Спасибо! – Звучит странно, но она умела быть благодарной.
* * *
Ночь выдалась ясная. Чистое небо, полная луна. И почти не холодно. Градусов семь-восемь, никак не меньше. Одним словом, хорошая ночь для неспешной прогулки по уснувшему городу. Но Новогрудок не спал. На Одъязной поливане
[48], в новом городском центре, выстроенном в прошлом веке, жизнь, как и «в мирное время», не прекращалась даже ночью. Пока ехали по Варшавскому проспекту и Ковенской улице, Генрих насчитал полтора десятка одних только казино, а ведь там и других улиц полно, да и не одной игрой жив человек. В этой части города количество трактиров, кофеен и чайных, ресторанов, выстроенных на западный манер, рюмочных и пабов, кафешантанов, ночных клубов и варьете превосходило всякое воображение.
«Парижск…» – слово было нехорошее, глумливое, но зато верно отражало состояние души Генриха. Оно конечно, Новогрудок столица империи, но надо же и чувство меры знать! В городе с населением едва в миллион человек…
«Зато по количеству питейных заведений мы впереди планеты всей!»
– Вроде бы раньше скромнее жили, – высказал свои мысли вслух, ни к кому, конкретно, не обращаясь.
– Это вы, князь, насчет Отъезжего поля? – обернулся с переднего сиденья полковник Таубе. Он представлял при Генрихе Генеральный штаб и уже третий день изображал из себя кого-то, вроде Вергилия.
– Да.
– Все меняется, господин генерал. – Полковник был или законченным дураком, или на редкость талантливым мерзавцем. Во всяком случае, банальности у него походили на откровения, и Генрих начинал подозревать, что сукин сын просто издевается. – За последние лет десять Одъязная поливана действительно превратилась в вертеп…
– Договаривайте! – потребовал Генрих.
– Зато Слобидка
[49] стала куда интеллигентней, – прозрачные «чухонские» глаза смотрели на Генриха, словно бы вопрошая.
– В мое время там только притоны да кабаки были.
– А нынче – мастерские художников, галереи, букинистические магазины…
– А если выпить? – усмехнулся Генрих. Полковник, похоже, сообразил, что затянул игру, и потихоньку сдавал назад, позволяя рассмотреть себя лучше.
