– Если ты имеешь в виду Ларису…
– Я имею в виду вас обоих, – Генрих обошел стол и остановился перед этой своей «ла петит компани».
«Маленькая компания… семейный круг… Почему мне не смешно?»
– Сердцу не прикажешь, – вступила в разговор Лариса Антоновна и тоже поднялась из кресла. – Мне кажется, Генрих, выяснение этих давних подробностей не имеет никакого смысла, тем более при посторонних.
– А кто у нас посторонний? – губа Генриха дернулась, но и только. Возможно, случайное движение, но, может быть, и нет. Натали очень не хотелось, чтобы Генрих продемонстрировал на людях – тем более, при таких свидетелях – ту темную сторону своей души, которую она иногда угадывала в его взгляде или интонации. – Здесь нет случайных людей, Лариса, если тебя беспокоит именно это. Наташу вы все знаете, она моя гражданская жена…
«Гражданская жена, вот как это теперь называется? Впрочем, отчего бы и нет?» – так или иначе, но определение ей скорее понравилось, чем наоборот. Быть «гражданской женой» Генриха оказалось приемлемо. Уместно. И даже приятно.
«Вот же черт!»
– Ну, а полковник Шустер мне вообще, как приемный сын. Верно, Людвиг?
– Вообще-то я майор, командир! – очаровательно улыбнулся Людвиг.
– Был! – отрезал Генрих, закрывая тему. – Поменяй погоны, и чтобы на коронации был при всех регалиях и с полковничьими погонами. Rozumíte mi?
[63]
– Не волнуйся, командир! – еще шире улыбнулся Людвиг. – Все будет исполнено в лучшем виде.
– Тогда к делу!
– Что за дело? – подалась вперед Лариса Берг. А вот ее супруг чуть было не отступил назад, мало что полный генерал. Он был на нервах, едва ли не испуган. Но уж точно, что взволнован.
– Дел у нас несколько, – Генрих достал папиросу, не торопясь закурил, выпустил дым. Пауза тянулась долго, казалось, бесконечно. Даже Натали проняло, хотя она-то тут явно была ни при чем. Остальных только что не трясло.
«Да, господин Хорн, умеете вы ужас наводить! И как это я раньше не замечала?» – Но в том, что не замечала, не было ничего странного: слишком близко находилась, вот и не заметила. В оке тайфуна тоже, говорят, тихо…
– Итак, – Генрих заговорил жестко, напористо, совсем не так, как говорил до сих пор, без иронии, даже без сарказма, то есть вполне серьезно. – Времени у нас в обрез. На коронацию, в какой бы спешке ее ни организовывали, опаздывать не принято. Поэтому начнем с главного. Федор, Лариса, не хочу, чтобы между нами оставались недомолвки. Кто с кем спал, мне не интересно. Времени прошло много, и весь этот адюльтер потерял признаки актуальности. Это раз. Второе. Я читал ваши доносы…
– Но… – простуженно прохрипел Берг.
– Без «но», Федор! – Генрих не позволил Бергу даже начать фразу, не то что закончить. – Дело было, но сгорело. Я сам его сжег. И не смотри на зятя. Во-первых, он тебе и не зять вовсе, как ты знаешь. А во-вторых, в данном случае, Айдар Расимович ничего сделать для тебя не мог. Он бумаг не видел, содержания их не знал, да, если бы и знал… Скажи, Айдар, ты в чьей команде играешь?
– В вашей, Генрих, – Бекмуратов ответил спокойно и взглядом не дрогнул, но Натали видела – ответ дался ему не так просто, как могло показаться, да и сам Бекмуратов к идее «командной игры» привыкнуть еще не успел.
«Это же какой у Людвига должен быть лютый компромат, чтобы жандармский генерал вот так, с ходу, отступного сыграл?!»
Однако слова прозвучали, и для большинства присутствующих они не предвещали ничего хорошего. На Ларису Антоновну и Маргариту даже смотреть было жалко.
«Сильный ход!»
– Так вот, Федор, я твой донос читал и объяснительное письмо военному министру тоже. Читал показания. Одиннадцать страниц, где и правда наличествует, чего уж там, но лжи куда больше. Что касается тебя, Лара, твои эпистолярные упражнения я прочел с большим интересом и не без удовольствия. Мазохизм, конечно, но из песни слова не выкинешь. Ты женщина талантливая, что есть, то есть! Слог, стиль, содержание…
– Ну и что? – Лариса Антоновна взяла себя в руки куда быстрее своего мужа, пусть он и генерал от инфантерии. – В газетах распечатаешь, какая я тварь подколодная? В суд подашь?
– Подам, – кивнул Генрих, – но не за доносы, а за воровство.
– Что? – эту реплику подала Ольга, что было более чем странно при ее-то подготовке.
– Людвиг, будь добр, зачитай, пожалуйста, показания госпожи Пяст.
– Как прикажешь, командир… – И Людвиг поднял со стола кожаную папку с бумагами.
– Не надо! – остановил его Берг, едва Шустер успел открыть папку. Похоже, Федор Игнатьевич со слабостью справился и готов был «соответствовать». – Давай, Генрих, не будем входить в подробности. Верю, что у тебя все запротоколировано, как следует. В конце концов, ты в своем праве «Мне отмщение, и аз воздам», не так ли? В чем конкретно ты меня обвиняешь?
– Не тебя одного, Федя, а вас с Ларисой вместе… – Не разрывая зрительный контакт, Генрих отступил на пару шагов назад и присел на край столешницы. – Цугом… Впрочем, изволь. Пункт первый, он же главный. Хищение одиннадцати полотен из собрания великой княгини Полоцкой. Тут наличествуют параграфы и пункты Уголовного уложения, трактующие преступления против членов правящей династии, нарушения прав собственности и брачного права, а также пункт о хищении в особо крупных размерах. Рембрандт, Хальс, Дюрер, Эль Греко… Стоимость похищенного – семь миллионов золотых рублей при самой поверхностной оценке…
«Дюрер? Коллекция великой княгини Полоцкой? Господи, да это же, верно, «Эссе хомо»
[64] и «Портрет императора Максимилиана»!»
– Картины будут возвращены в течение трех дней. Слово офицера! Куда прикажешь доставить, в Ольгердов кром или в Казареево подворье?
– В Ольгердов кром, – кивнул Генрих. – И добавь к ним, пожалуйста, мой портрет работы Зинаиды Серебряковой.
– Генрих! – протестующе вскинул перед собой руки генерал Берг. – Это совершенно невозможно! Портрет пропал еще тогда! При обыске…
– Он, Федя, пропал в гардеробную твоей жены. Стоит в шкафу за платьями. Ведь так, Ольга Федоровна?
– Ты получишь его назад, – голос Ларисы Антоновны не дрогнул, однако в глазах плавало безумие. До нее начинало доходить, в какое дерьмо окунал их с Федором Игнатьевичем Генрих.
«Бедный, Федор Игнатьевич… Уж лучше бы я вас из чего-нибудь огнестрельного! Всяко лучше, чем это унижение!»
– Есть еще фамильные драгоценности Степняк-Казареевых… – голос Генриха звучал холодновато-нейтрально, но его слова…
– Господи, Генрих! – лицо Ларисы Антоновны пошло пятнами. – Я же была твоей женой, ты мне их подарил!
