– А что же литовцы и русские? – почти шепотом спросила Натали. – Поляки, евреи…
– Нынешние русские станут завтрашними немцами, – пожал плечами Генрих, он думал уже об этом, и немало. – Германия не станет их притеснять, я думаю, она их интегрирует. Тем более, если по эту сторону границы нет ни порядка, ни экономического роста.
– А там будет?
– Немцев не знаешь? Будет. Они о великой империи грезят, никак не меньше. Но для этого им нужен флот – в Африку и Азию без флота и соваться нечего, а это означает, им понадобятся ресурсы, и ресурсы эти здесь, по эту сторону границы.
– То есть война неизбежна?
– Абсолютно.
– И как скоро?
– Очень скоро. В худшем случае, через год, в лучшем – через два…
Ну вот, все и сказано. Все, чем жил последние девять месяцев, словно ребенка вынашивая этот свой план, – все воплотилось в одном простом слове «война».
«Война… Эка невидаль! Мало мы, что ли, воевали?» – но он знал, невидаль! Такой войны Россия еще не знала. И никто не знал. Та война, что случилась в тридцать третьем и которую по привычке называли Великой, великой, на самом деле, не была. Она была всего лишь большой. Великой станет та, которую Генрих угадывал своим великолепным чутьем в ближайшей перспективе. И проиграть ее России никак нельзя…
– Я беременна, – неожиданно сообщила Наталья, прервав его размышления.
Они так и смотрели друг другу в глаза. Молчали, думая каждый о своем. Пауза длилась, и вдруг это.
– Я беременна… – А в глазах…
Впрочем, Генрих не стал разбираться, что там у нее в глазах. Не сейчас. Не здесь.
– Я беременна…
– Ну, вот и славно! – он среагировал так быстро, как только смог, а значит, практически мгновенно. – Хорошее предзнаменование для всех наших планов, Наташа, – улыбнулся он, ощущая, что искренность дается ему хоть и не без труда, но все-таки куда легче, чем обычно. – И великолепный повод объявить о нашей свадьбе, как считаешь?
