Иногда ему казалось, что он видит мелькающими перед собой знакомые лица. Среди невообразимого смятения виделись ему Клавьер, Дюмон, Дюроверэ и, наконец, Шамфор, но промелькнули они с такой молниеносной быстротой, такими озабоченными и с таким особенным выражением лиц, что или они не узнали его, или, думалось ему, это пронеслись призраки в образе его друзей. Но вот ему действительно удалось поймать за фалды сюртука Шамфора, только что громко обращавшегося с речью к группе людей.
– Много сегодня дела, друг Мирабо, – сказал Шамфор голосом, звучавшим так спокойно и добродушно, а между тем только что старавшийся своей речью усилить бурю.
– Скажи мне, в чем дело? – с живостью спросил Мирабо. – Неужели все это из-за внезапной высылки королем Неккера? Неужели его имя подняло так народ на ноги?
– Сегодня революция идет за именем Неккера, а потому будем усердно это имя кричать народу в уши! – отвечал Шамфор. – Даже имя герцога Орлеанского сегодня звучит прекрасно, и я выкрикиваю его не менее усердно. Все наши друзья согласились звонить сегодня в этот колокол, потому что он отдается в Версале, как первый удар в набат.
– Кто же эти наши друзья? – спросил Мирабо, взяв под руку Шамфора и направляясь с ним в самую середину возбужденной толпы.
– Сегодня оставь твою гордость, Мирабо, – возразил Шамфор. – Сегодня наш друг – всякий, кто идет одним с нами путем. Цель будет светом, при котором мы разглядим один другого.
– А это тоже один из наших друзей, этот человечек там, что выходит из кафе де Фуа и влечет за собой рой ликующих поклонников? – спросил Мирабо, указывая на молодого человека, шедшего во главе народной толпы, с которой он оживленно жестикулировал.
– Это Камиль Демулен, начинающий адвокат, с большим талантом обращающийся с народом, – отвечал Шамфор. – Он добрый малый, только немного горячая голова. Говорят, будто он агент герцога Орлеанского. Смотри, он хочет говорить! Ему подносят стол, и он влезает на эту ораторскую трибуну с некоторым достоинством, которое мне очень нравится.
Камиль Демулен был молодым человеком, лет двадцати семи, с лицом смуглым, почти как у негра. В его личности было нечто простое, лишенное благородства; однако она не производила отталкивающего впечатления благодаря огненной живости во всех его членах и движениях.
Остановив на минуту свой мрачный грозный взор на умолкнувшей теперь толпе, он сказал довольно громким, резким голосом:
– Граждане! Я сейчас из Версаля и могу вас уверить, что нельзя более терять ни минуты! Неккер прогнан; его отставка есть набатный колокол, возвещающий новую Варфоломеевскую ночь для всех патриотов! Сегодня вечером уже все швейцарские и немецкие батальоны двинутся с Марсова поля, чтобы изрубить нас! Остался еще один источник спасения – это поспешить к оружию!
Слова эти упали, как горящая искра в толпу, поднявшуюся с сильными возгласами одобрения, вслед за которыми наступил зловещий шепот. Камиль Демулен, продолжая стоять на столе, зорким пристальным взглядом наблюдал за движениями толпы. Затем, устремив глаза в одну точку, закричал ужасным голосом: «Сигнал подан; смотрите, вот стоят шпионы и полицейские работники, не спускающие с меня глаз; но я не отдамся живым в их руки!»
С этими словами он вынул из кармана два пистолета и показал их народу. Спрыгнув со стола и встав во главе ожидавшей его толпы, воскликнул: «Следуйте моему примеру, граждане! Идите защищать жизнь вашу, ваших жен и детей!»
Вся толпа ринулась за ним и со страшными криками, призывая к мщению и оружию, разделилась на части и разлилась в разные стороны по улицам Парижа.
При выходе из Пале-Рояля Мирабо и Шамфор, увлеченные потоком толпы, столкнулись с Камилем Демуленом, а он, как только Мирабо его заметил, приблизился к нему, приветствуя его с величайшим почтением:
– Народ через меня свидетельствует графу Мирабо свое высокопочитание! – воскликнул Демулен, размахивая в воздухе своими пистолетами, чтобы указать на Мирабо. – Да здравствует Мирабо, герой национального собрания и друг народа!
Мирабо благодарил, улыбаясь, и, сказав несколько любезных слов Камилю Демулену, тихонько шепнул ему при этом: «Это хорошо, что вы даете ход народу, но остерегайте его от кровавых действий!»
– Кровь будет нужна, быть может, уже этой ночью или весьма скоро! – возразил с таинственной миной Демулен. – Если же народу не удастся стрелять, то он будет своих врагов вешать! У короля есть пушки, а у народа фонарные столбы. Я много думал о наилучшей системе народного вооружения и нашел, что фонари – самая лучшая народная артиллерия. Да здравствует политика фонарей! Осмелюсь ли навестить вас на днях в Версале, гражданин Мирабо?
Мирабо кивнул ему головой, но не успел ничего ответить, потому что Камиль Демулен был уже увлечен вперед бурным натиском толпы.
– Не правда ли, такие люди весьма полезны? – сказал Шамфор, с особенным вниманием наблюдая за Мирабо.
– Да, как птицы, предвещающие бурю, они хороши; они указывают на надвигающееся бедствие, – задумчиво ответил Мирабо. – Но и в самую бурю нужны опытные и честные кормчие, и их-то нам надо отыскать.
– А ты думаешь, что буря скоро уже разразится над нами? – спросил Шамфор с особенным выражением воспламененного лица.
– Грозовые тучи висят уже почти над нашими головами, – тихо ответил Мирабо.
В эту минуту раздался тут же, по близости, и разнесся вдаль страшный громовой треск, грозно потрясая воздух. Это был выстрел из пушки, разрядившейся с ужасающею силою. Весь народ, пораженный как бы суеверным страхом, испустил протяжный громкий крик.
Спустя только несколько минут поняли, что случилось. При облачном и пасмурном в течение этого дня над Парижем небе вдруг над головами плотной массы народа засияло июльское яркое, палящее солнце и бросило лучи свои на вделанное с южной стороны Пале-Рояля и сильно нагревшееся зеркало. Пушечный запал поймал этот луч, и отсюда последовал поразительной силы внезапный выстрел.
– Само солнце подает сегодня сигнал для революции! – сказал Шамфор, тщательно исследовав вместе с Мирабо необыкновенное явление.
– Но, друг мой, что сказал нам Камиль Демулен? – возразил Мирабо. – Не есть ли пушка оружие королей?
– Да, но солнце – оружие народа, – восторженно ответил Шамфор. – Солнечный же луч разрядил эту пушку, что уже не подлежит сомнению.
Оба друга, взявшись под руку, направились далее к Тюильри, куда устремилось, по-видимому, все главное движение.
На первом дворе стояла запряженная карета у самого подъезда дворца, занимаемого герцогом Орлеанским. Большая толпа народа, восторженно настроенная, окружая подъезд и экипаж, ожидала появления герцога.
В ту минуту как Мирабо и Шамфор хотели пройти мимо, герцог вышел, видимо, спеша и со всеми признаками ужаса на бледном лице. Громкими возгласами встретил его народ и теснился к нему, как бы ища у него защиты и ему вверяя свое спасение в эту решительную минуту.
