Духам тесновато в здании филиала, и они разбредаются по всему городу вместе с сотрудниками. Но самые медлительные из них не поспевают за бойкими медсестрами. Так, медсестра Юлия, проснувшись дома в своей кровати, узрела на тумбочке мужскую голову. Девушка решила не дожидаться оставшихся частей тела и мигом набрала 02. Злобно скрипнув зубами, голова испарилась. Возможно, в доме Юлии пытался материализоваться обитатель архива.
В построенном в 1996 г. госпитале для ветеранов войн в микрорайоне Юбилейный невидимка снимал телефонную трубку и катался на раздаточном столике по коридору. Изумленный персонал наблюдал, как дверца холодильника распахнулась сама собой, а через минуту захлопнулась. Украденные продукты не пошли невидимке впрок. Вечером он ворвался в урологическую палату с ревом: «У-у-у!» «Это ветер!» – успокаивали медсестры пациентов, но те лишь печально вздыхали. В полночь возле уха охранника, лежащего на диване, кто-то застонал и зашуршал бумагой. По комнате пронесся сквозняк, сверкнула молния. Подняв голову, охранник увидел смятые газеты, валяющиеся на полу. По заключению специалистов, призрак забрался в госпиталь из осушенного болота
[32].
Мертвецы с приходских кладбищ посещают жилые дома, стоящие на месте разрушенных храмов. К примеру, жильцы пятиэтажного дома в Калуге (улица Ленина, 100), возведенного в 1937 г. на месте древней церкви Михаила Архангела, ежегодно в октябре испытывают необъяснимое чувство страха и видят фигуры в черном облачении. А вот слухи о замогильном холоде, вызываемом призраками, как потом выяснилось, распускали местные коммунальщики, тормозящие начало отопительного сезона.
Кладбище при церкви Симеона Столпника, разрушенной перед строительством в 1936 г. ярославского Дома с аркой (улица Советская, 21), стало виной множества смертей. Духи не просто бродили вокруг дома – они вселились в работников НКВД, приезжавших по ночам за его жильцами, а затем и в самих жильцов, в массовом порядке кидавшихся из окон. Даже цветы увядали на клумбах, разбитых у проклятых стен. Но посетители кафе и сотрудники офисов, расплодившихся на первом этаже здания, бесстрашно прислушиваются к стонам, шепоту и скрипу дверей.
Любовь и ревность
Скромен, очень скромен русский кодекс любовных трагедий. О, конечно, мук ревности и семейных конфликтов у нас хватает, но влюбленных дочерей и неверных жен, преследуемых отцами и мужьями, среди призраков почти нет. Катерине из «Грозы» А.Н. Островского не место в мире духов, где правят бал верные до гроба невесты, настырные женихи, чадолюбивые жены и бдительные мужья. Оно и понятно: адюльтер, как его ни называй, не находил одобрения ни в народе, ни среди купцов и духовенства, да и многих дворян он не привлекал.
Байронический герой Джюлио из одноименной поэмы Лермонтова (1830) преследуем духом погубленной им любовницы. Марлинский в «Латнике» рассказывает о деспотичном князе, убившем неугодного ему любовника дочери и запершем саму девушку в доме. Взаперти она лишилась разума и вскоре скончалась. Напуганный ее призраком отец покинул родовое имение, заколотив двери, и больше в него не возвращался. История взята из английского фольклора, но сама усадьба под названием Шуран, чье описание приведено в разделе «Места с привидениями», не выдумана Марлинским.
Шуранский замок возвышался в XVIII в. в селе Шуран (ныне – Лаишевский район Татарстана).
В 1770-х гг. им владел капитан Андрей Петрович Нармацкий, возомнивший себя одним из средневековых рыцарей-разбойников, напропалую грабивших бедных крестьян и честных купцов. Легенды о Нармацком создавались под впечатлением от европейских «ужастиков» о жестоких норманнах, даже его фамилия созвучна со словом «нормандский». Организовав разбойничью шайку, Нармацкий захватывал соседние земли и грабил суда на Каме. Одного из родственников он запарил до смерти в бане. За это Екатерина II сослала его в Сибирь, где он и кончил свои дни.
Замок, судя по всему, был выполнен в стиле русской готики. После ссылки хозяина он запустел: обширный двор зарос травой, купол обвалился, окна были забиты. Его руины простояли по меньшей мере до 1830-х гг. Обстановка разрухи благоприятствовала скорейшему оформлению легенд. В них жилище разбойника снабжено тюрьмой с цепями, кольцами, рогатками, колодками и подземным ходом, соединявшим замок с берегом Камы. Были там чугунный стул, к которому можно приковывать узников, и тайники, в которых удобно замуровывать девушек.
Девушки не заставили себя ждать. В качестве причины для ссылки Нармацкого в Сибирь указывали на насилие, совершенное им над родной сестрой. Чтобы не шокировать инцестом дам, был придуман запасной вариант с прикованной к креслу девушкой, от которой остались только кости и волосы. Ею была молодая соседка-помещица, похищенная капитаном и отвергшая его домогательства.
Как видите, Марлинский заменил разбойника отцом-деспотом, а соседку – дочерью. Но «Латнику» предшествовала повесть князя Е.А. Дадиани «Софья и Алексей» (1825), где любовная тема звучит мощнее. В ней владелец замка по имени Барбур похищает всех без разбора девушек, имевших неосторожность приблизиться к его владениям. В лапы Барбура угодила дочь крестьянина Софья (типично крестьянское имя). На выручку девушке спешит обрученный с нею работник Алексей. Сердце тает! Постараюсь быть кратким: Алексея утопили в Каме; дух мертвой, но доброй колдуньи освободил Софью и подбросил Барбуру окровавленный кинжал, которым злодей моментально закололся; Софья сиганула в Каму в месте гибели возлюбленного; их тени «будут являться каждый год в день смерти над этой рекою» на радость собирающейся там молодежи.
Княжна Тараканова. Картина К.Д. Флавицкого (1864).Впереди у самозванки – скитания по улицам с ребенком, затвор в монастыре и восторженный танец у кровати умирающего любовника
Самая знаменитая жертва любви, равно как и политических интриг, показывается на улицах Петербурга. Это княжна Тараканова, по легенде не скончавшаяся от чахотки в 1775 г. и не утонувшая во время наводнения (последнее, кстати, тоже легенда), а спасшаяся и родившая ребенка. Далее мнения разделились: то ли она сбежала и умерла от голода, то ли ее перевели из Петропавловской крепости в другую темницу. В Петербурге она могла содержаться в недостроенном потемкинском дворце Пелла, по чьим развалинам позднее ходил ее призрак с мертвым ребенком на руках. В Англии таких дамочек обычно сопровождают компаньоны, вот и в Пелле княжне сопутствует угрюмый старик и прочие «жертвы властолюбия и необузданных страстей князя Тавриды».
Влетело, конечно, не одному Г.А. Потемкину, но и графу А.Г. Орлову, отцу ребенка Таракановой. Возмездие настигло его в Москве. Дух бывшей любовницы витал у его смертного одра, и хотя по приказу графа домашний оркестр играл без передышки, музыка не заглушала отчаянных воплей соблазнителя, перебудивших полгорода. Прислушиваясь к ним, москвичи боязливо крестились и ворочались с боку на бок на старозаветных перинах.
