Дик уставился на друга, пока тот не отвел взгляд.
– Ничего я не видел, – проворчал Микаэль.
Издевательская улыбочка скривила губы «вора». Керопе пнул его ногой в голень, но тот даже не обратил внимания.
– Тише, Волк идет!
Азнавур заметил, что отец Кешишьян поднялся со своего места и направился в их сторону. Волк – это прозвище дали ему студенты. Вполне оправданное, подходящее его проницательности, а точнее, безошибочному «нюху».
– Дик, что ты еще натворил? – спросил он невозмутимо.
– А что я-то, почему всегда я? – запротестовал юноша. У него здорово получалось притворяться, и те, кто его не знал, легко попадались и верили в его невинность. Он еще не закончил фразу, когда господин Беппе, привратник колледжа, появился на пороге зала.
– Отец Кешишьян, – громко позвал он, – тут один господин хочет вас видеть.
Волк обернулся, и приличного вида мужчина с седыми, аккуратно зачесанными волосами сделал шаг вперед. На нем был темно-зеленый фартук, завязанный на поясе, и он постоянно теребил его рукой, вероятно, из-за смущения и волнения. У него были мокрые башмаки и отвороты брюк. Волк удивленно уставился на него, спрашивая себя, какая нужда могла привести в колледж этого человека.
– Тот юноша, вон тот блондин, украл яблоко в моей лавке, – произнес мужчина спустя несколько секунд.
В первое мгновение отец Кешишьян хотел было заверить мужчину, что тот ошибся. Но зеленщик без тени сомнения указывал пальцем на Дика-вора.
– Сегодня вечером мяса не будет, как обычно по воскресеньям. Это мое наказание за то, что вы скрыли грехи вашего товарища Дикрана, – объявил директор, отец Айвазян. Это был пожилой человек с лицом, которое никогда ничего не выражало, в какой бы ситуации он ни оказался. – Теперь садитесь и помолимся.
Он подождал немного, пока студенты заняли свои места на лавках, и потом начал:
– Благословен Ты, Господь, Владыка Вселенной, питающий нас по доброте своей…
У него был хриплый голос с носовым звуком, который раскатистым эхом отскакивал от голых стен столовой. Молодые люди сосредоточились в почтительном благоговении. У них были мокрые волосы из-за проливного дождя, и кое-кто даже позволил себе чихнуть. Чтобы попасть в столовую, надо было пройти через двор, так что в плохую погоду легко было промокнуть.
– Аминь, – завершил молитву директор.
Он сделал пригласительный жест рукой, и три монашки начали обходить столы и разливать по глиняным плошкам картофельный суп. Острый запах жареного лука вызвал приступ тошноты у Микаэля, но он совладал с собой.
– Сестра Валентина, мне совсем чуть-чуть, – взмолился он, благодарно натянуто улыбнувшись.
Бормотание в зале покрыл звук колокольчика, это был сигнал к тишине.
Отец Сирапян по прозвищу Габиг, то есть обезьяна, названный так за густую волосатость, встал.
– Микаэль, пожалуйста, – сказал он, – сегодня вечером твоя очередь читать нам отрывок из «Чистилища». – И подвинул вперед черный томик, лежавший перед ним. Во время ужина студенты должны были читать по очереди отрывок из специально выбранной для этого случая книги.
Микаэль на мгновение замешкался, потом встал и пошел к большому столу, за которым ужинали все девять монахов колледжа. Темные одежды, выделявшиеся на фоне белых стен зала, делали их похожими на летучих мышей или по крайней мере на создания из потустороннего мира. Азнавур глянул на Микаэля, когда тот перешагивал через лавку, и ему не понравилось угрюмое и неопределенное выражение лица друга. Он проводил его взглядом, пока тот шел по проходу, и заметил, что Микаэль немного пошатывается. Азнавур даже забеспокоился, чтобы тот вдруг не упал.
– Итак, – начал отец Сирапян, – мы выбрали псалом «Помилуй, Боже». Нам показалось это целесообразным после известных событий сегодняшнего вечера.
Микаэль хотел было сказать что-то в защиту Дика. Он хотел объяснить монаху, что тот и не думал красть, а только хотел показать ловкость, свои навыки почти состоявшегося фокусника. Словом, это было просто ребячество, а вовсе не настоящая кража. Но неподвижное лицо директора, его ленивый и отсутствующий взгляд заставили юношу изменить свое решение. Сидевший рядом Волк окинул своего ученика проницательным взглядом. Микаэль взял книгу и направился к винтовой лестнице, которая вела к деревянному амвону. Стараясь не потерять закладку, он поднялся и неопытным жестом положил книгу на пюпитр, хлопнув ею в унисон с разразившимся в этот момент за окнами громом.
Затем он откашлялся и начал читать:
– «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей…»
Суп в плошках остывал. Никто не осмеливался есть его из опаски. Только директор зачерпнул ложкой бульон и втянул его, не беспокоясь о сопровождавшем этот жест звуке.
– «По множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое…»
– Святые отцы!
Дверь неожиданно распахнулась, и на пороге появился Беппе, возбужденный больше обычного. Дождевые потоки стекали у него по щекам, и видно было, что он с усилием старается не закрыть глаза. Директор перестал есть и так и застыл с ложкой на полпути ко рту.
– Святые отцы, случилось что-то ужасное. Студента Дикрана нет… Он исчез, – заикаясь, проговорил привратник.
Молния осветила розовый сад, и Микаэль вздрогнул, но губы его продолжали двигаться самостоятельно, будто и не слушались его вовсе:
– «Ибо в беззаконии зачат я, и во грехе родила меня мати моя…»
– Микаэль, прервись, – приказал ему директор, поднимаясь. – Господин Беппе, прошу вас, постарайтесь объяснить нам понятнее, что вы только что сказали, – обратился он к привратнику, силясь сохранять спокойствие.
В голове моей перемешались образы, такие реальные, что дух захватывает, и я знаю, что это симбиоз, который нас связывает. Это как если бы один глаз продолжал видеть обычные ежедневные сцены в колледже: накрытые столы в столовой, товарищей, сидящих за партами, классные доски с каракулями на латинском, тела отдыхающих студентов на железных кроватях в палатах. Словом, послушный и укрощенный глаз. А другой, взбунтовавшийся и почти шизофреничный, видит реальность, которой я не знаю и в которой никогда не мог бы жить. Мне очень страшно, я чувствую, что что-то ужасное должно произойти. Но я молчу, потому что, если заговорю, мне никто не поверит и как минимум сочтут сумасшедшим.
– Спускайся, разве ты не видишь, что все уже ушли? – вернул его к реальности Волк.
Микаэль несколько минут стоял не двигаясь у пюпитра, с устремленным куда-то в одну точку взглядом, бледный как полотно, но, услышав голос преподавателя, вздрогнул и опустил глаза.
Отец Кешишьян был очень встревожен его странным поведением.
Открытый замок висел на дужке в дверной петле. Кто знает, почему Дик оставил его там, прежде чем отправиться в свободный полет, может быть, чтобы напомнить всем, насколько он ловок и хитер, или просто как сувенир.
