Отец Петросян улыбнулся:
– Это не вопрос денег, это гораздо больше. Речь идет о Микаэле.
Вероника вздрогнула и прикрыла рот рукой, услышав имя сына.
– Я знаю, что у вас остался только он, что он ваша единственная надежда и опора. Но такие почтенные семьи, как ваша, должны подавать пример, чтобы другие последовали за вами. Видите ли, в Венеции вновь открылся армянский колледж, и там готовы принять наших мальчиков, гарантировать прекрасное образование, подготовить их к успешной жизни и в то же время привить им сознание армянской идентичности.
Женщина выпрямилась в кресле, прикусив губу от волнения.
– Микаэль – юноша редкого дарования, я сразу обратил внимание на его незаурядный ум, когда преподавал в начальной школе. В колледже он сможет развить свои многочисленные способности, например музыкальные, – продолжал Петросян, указывая на рояль, на котором стояли семейные фотографии. Изображение доктора Делаляна в белой рубашке выделялось среди всех остальных. – Я долго молился, прежде чем прийти сюда, и могу сказать без тени сомнения: я уверен, что наш дорогой доктор был бы горд, если бы его сын получил диплом в престижном колледже «Мурат-Рафаэль».
Вероника опустила голову. Она незаметно вытерла слезы вышитым платочком, но не смогла скрыть всхлипывания и дрожь в руке.
Тогда отец Петросян встал и по-отечески погладил ее по плечу.
– Дочь моя, – сказал он, – я знаю, что это непросто, но когда-нибудь вы будете меня благодарить, вот увидите. Подумайте, хорошенько подумайте.
Потом он направился к двери, немного удивленный, что Вероника осталась сидеть в кресле и не проводила его.
* * *
В тот день Микаэль вернулся из школы раньше обычного.
– Что у нас сегодня вкусненького на обед? – прокричал он еще с порога.
Не получив ответа, он вошел в кухню. Его мать хлопотала у плиты. От аромата мантов, больших пельменей с мясом, у него потекли слюнки.
– Ты меня не слышала? – спросил он, подставляя щеку для привычного поцелуя.
Когда Вероника прикоснулась к нему губами, он заметил ее замутненный взгляд.
– Что-то случилось? – Микаэль редко ошибался в определении душевного состояния матери, к которой был очень привязан.
– Мы потом поговорим, сынок, – ответила она, расстилая клетчатую скатерть. Она всегда тщательно накрывала на стол, еще когда муж был жив. Все должно было быть так же, как до его смерти. – Хочешь немного сумаха?
[21]
Микаэль кивнул, и она поставила перед ним мисочку со специей амарантового цвета. Оба начали молча есть, но Вероника лишь передвигала пельмени в тарелке.
– У тебя очень отросли волосы, – сказала она, глядя на каштаново-медную шевелюру сына.
Они остались сидеть за столом и после обеда, в ожидании чего-то, что никак не наступало.
– Микаэль, ты знаешь, как я тебя люблю, – наконец выдавила Вероника с большим трудом.
Мальчик насторожился. Он сложил салфетку и положил ее рядом с тарелкой, в которой еще оставалась пара мантов в сметанном соусе.
– Я подумала, что так будет лучше для твоего будущего. – Она прервалась и начала всхлипывать.
– Мама, что происходит? Что ты такое говоришь? – спросил Микаэль, взяв ее руку и крепко сжав.
– Ничего. Я подумала, мы вместе подумали с отцом Петросяном, что ты должен продолжить образование в Венеции, в колледже мхитаристов
[22], – ответила она на одном дыхании.
Микаэль не сказал ни слова, оторопев от неожиданности.
– В Венеции? – смог наконец выговорить он через некоторое время.
– Ваше превосходительство Делалян, – ироничный оклик Волка заставил его вздрогнуть, – просветите нас, коль вы так хорошо знаете древнегреческий, как переводится и что означает термин «логос»?
Резко вернувшийся в реальность, юноша сложил руки на парте с сосредоточенным видом, чем немало развеселил Азнавура, и ответил:
– «Логос», от глагола «легейн», означает «смысл», «сознание», «слово», а также «учение». В христианстве слово «логос», глагол, олицетворяет Христа, сына Божьего.
Глаза Волка загорелись. Он был доволен, Микаэль в который раз показал, что обладает блестящим умом. Вне всякого сомнения, этот мальчик подавал большие надежды.
– Что ж, неплохо, – прокомментировал он, сдерживая свое удовлетворение. – Итак, продолжим.
Отец Кешишьян кашлянул, как всегда, когда хотел сосредоточиться.
– Тот, кто страдал, тот хорошо знает цену причастия ко Христу на Кресте. – Он поправил очки, сморщив нос. – Кто страдал, тот знает, как долог, труден и тернист путь, ведущий к этому познанию.
– А если… – Голос Микаэля прервал речь преподавателя, и весь класс повернулся в его сторону. Тогда юноша встал и продолжил без колебаний: – А если, и этот вопрос я задаю всем, этот длинный и сложный путь ни к чему не приведет?
– Поведай нам твои сомнения, – предложил ему учитель, который тоже встал и подошел к нему поближе.
– Если мы обнаружим, что религия просто уничтожает человеческое в пользу божественного? Способствует обнищанию, закрепощению человека в пользу Христа и Церкви?
Волк стоял от него в двух шагах с напряженным лицом и пронизывающим взглядом.
– Это не твоя мысль, ты повторяешь как попугай идеи Бакунина, который, как нам хорошо известно, тебе нравится, – сказал он с укором.
В классе послышались шепот и смешки.
– Я же, как и мы все, хотел бы знать, что ты сам думаешь по этому поводу, Микаэль Делалян? – добавил учитель.
Микаэль сглотнул и сжал сильнее перьевую ручку, которая тут же испачкала чернилами ладонь.
– Вот, – начал он чуть тише, – я думаю, что только через веру человек может стать свободным в этой жизни и только в вере может найти силы, чтобы идти вперед, но…
В полной тишине все ждали продолжения.
Микаэль наклонил голову, а когда снова поднял ее, то было заметно, как заблестели его глаза.
– Иногда меня одолевают сомнения, я начинаю размышлять, но чем больше думаю, тем меньше понимаю, все смешивается, я теряю нить и…
– И?
– Не знаю. Читаю, ищу ответ в Святых Писаниях, у философов, во всем, что могло бы озарить меня, хотя тезисов и различных теорий очень много. И тогда я снова теряюсь…
Азнавур смотрел на него с открытым ртом, восхищенный и тронутый его смелостью.
