– Да, но ты должна сказать мне свое имя, – ответил охранник.
Девушка медлила.
– Нина, – наконец тихо произнесла она, прежде чем отойти с ковшиком в руке.
Когда она проходила мимо, Габриэль крепко ухватился за прутья, чтобы не упасть от внезапно охватившей его слабости, и проводил ее взглядом, пока она не исчезла в темноте трюма. Оцепеневший от этого видения, он долго стоял, вдыхая аромат ее золотых волос, задержавшийся в воздухе.
Он не сдвинулся с места даже тогда, когда охранник открыл решетку и его товарищи ринулись в бой за глоток воды.
– Возьми, попей немного, – услышал он голос Герасима, который протягивал ему кружку, украденную в лагере номер 11.
– Почему нас держат в трюме? – спросил заключенный с белой бородой.
– Потому что на палубе невозможно держать всех под контролем. Боятся, что мы сбежим, – ответил другой, откусывая голову у селедки и проглатывая ее полностью, не жуя.
– Ерунда, – вмешался Герасим. – Здесь убежишь, как же. Бросишься в море? – И он засмеялся. – Мы еще в видимости японского берега, они не хотят, чтобы желтомордые поняли, какой груз на корабле.
– Почему? Какое им дело? – возразил бородатый.
Герасим сплюнул и вытер рот рукавом куртки.
– Потому что японцы не должны ничего подозревать, что затевают русские. Они должны думать, что это торговое судно или промышленное. Кстати, видишь, чем нас кормят? Селедки завались.
Габриэль обгладывал остатки хвоста. После первого куска, такого соленого, что у него засвербело в носу, он постепенно привык к ее вкусу. Чем больше он держал селедку во рту, тем слаще она становилась, будто слюна, растворяя белые кристаллики, высвобождала вкус моря, казавшийся уже потерянным навсегда.
* * *
Качка прекратилась.
Слышно было только, как двигатели монотонно ворчали, нагоняя дремоту, словно русалка, живущая в неволе в машинном отделении, пела колыбельную.
Габриэль шевельнулся, отодвинув тела рядом лежащих заключенных. После многодневного путешествия они впали в состояние спячки. Только самым выносливым удавалось бодрствовать несколько часов.
Юноша медленно переместился туда, где было немного посвободнее. Но там его чуть не задушила вонь от мочи и испражнений. Угол за перегородкой, которая делила трюм надвое, служил отхожим местом, и Габриэль был одним из немногих, кто упорно пользовался им. Он не сдавался, не хотел, как многие его товарищи, ходить под себя.
Шаркающие шаги на женской половине насторожили его. На цыпочках он подошел поближе, стараясь не наступать на ручейки мочи, растекавшейся по полу. Он залез на решетку и, вытянув шею, стал вглядываться. Скоро он заметил копну золотых волос и почувствовал знакомый аромат, слегка напоминавший спелый абрикос, который обволок его, подавляя все другие запахи.
– Нина… – позвал он шепотом.
Девушка медленно выпрямилась, и ему показалось, что она парит в воздухе вопреки гравитации. Габриэль увидел ее профиль в слабых лучах далекой лампочки. Потом она повернула голову, и он увидел глаза пшеничного цвета, которые с любопытством уставились на него.
– Нина… – позвал он снова.
Девушка подошла и встала напротив Габриэля. Она была одного с ним роста, и глаза их встретились. Они изучали друг друга несколько мгновений, два незнакомых лица, разделенные железной решеткой.
– Меня зовут Габриэль, – первым произнес он.
Нина кивнула.
– Как себя чувствует твоя мама?
Девушка опустила глаза.
– У тебя есть какие-нибудь лекарства?
– Нет, – грустно улыбнулась она.
Габриэль почувствовал ее замешательство, ее отчаяние, и сердце его дрогнуло.
– Я поспрашиваю, может, у кого-то найдется аспирин, – попытался он подбодрить ее.
Он слегка дотронулся до ее руки, которой она держалась за прутья. Нина не отреагировала.
Позвякивание, донесшееся из коридора, напугало их. Обернувшись, они увидели, что охранник, стоявший всего в нескольких шагах, наблюдал за ними молча и неподвижно, лишь нервно перебирая связку ключей, висевшую на поясе.
Молодые люди вздрогнули. Несмотря на свою внушительность, мужчина передвигался так осторожно и легко, что никто из них не услышал, как он подошел.
– Лев следит за вами, – предупредил он надменно.
Молодые люди отпрянули, их руки коснулись друг друга в последний раз, прежде чем каждый исчез в недрах своей темницы.
Охранник подождал, пока тьма не поглотила их, и ушел, посмеиваясь над трусостью двух молодых людей.
Габриэль снова свернулся калачиком между товарищами. Он поднес руку к губам и поцеловал то место, которым коснулся Нины.
Потом он закрыл глаза и скоро заснул.
– Это напоминает мне твои глаза.
Франческа улыбнулась в замешательстве.
– Золотистые отблески мозаики великолепны, не правда ли?
Они стояли в соборе Святого Марка, под куполом Пятидесятницы. Стены собора ярко сверкали под солнечными лучами, проникавшими через барабанные окна.
– Иди сюда.
Микаэль взял подружку за руку, и они отошли на несколько шагов к центру, встав под мозаику, на которой был изображен трон. От него отходили в разные стороны двенадцать лучей, по одному на каждого апостола.
– На троне голубь, – заметила она.
– Это Святой Дух. Говорят, что, если ты встанешь точно по линии с голубем, твое сознание озарится.
Франческа наклонила голову:
– А сердце?
– А для сердца… – ответил он, делая вид, что задумался, – есть я!
Глаза девушки засверкали, как византийская мозаика. Она прижалась к Микаэлю и обвила бы его шею руками, если бы ее не смущало святое место, в котором они находились.
– На сегодня хватит культуры, как ты думаешь? – шепнул Микаэль и слегка подтолкнул ее к выходу на площадь, полную туристов.
Всякий раз, проходя по этой площади, он чувствовал себя приподнято. Ему нравился дух космополитизма, которым она была пропитана, это легкое состояние вечного праздника, подчеркнутое в тот момент присутствием элегантных синьор в длинных кисейных платьях и мужчин в облегающих темных костюмах.
– Что тут происходит? – спросила Франческа, показывая на толпу около кафе «Флориан».
– Приехал Лукино Висконти, – сказал ей господин, проходивший мимо.
Франческа улыбнулась ему и остановилась. Ее привлекала толпа, но в то же время и немного пугала.
– Ну, что ты? Давай покажем себя, может, он нас пригласит в свой следующий фильм, – подначил ее Микаэль, потянув за рукав.
Она покачала головой.