Волк решил не перечить. Он должен был во что бы то ни стало защитить Микаэля, но осторожно, такими доводами, чтобы обезоружить старого монаха.
– Это самый способный юноша, какого я когда-либо встречал, – заметил он. – Он остро и глубоко чувствует, и, в отличие от его товарищей, у него невероятный для его возраста уровень зрелости и мудрости. Не говоря уже о музыкальном таланте. Когда он играет, мурашки бегут по коже, а поет… – Ему не хватило слов, чтобы выразить свои ощущения от необыкновенного голоса юноши, и он просто указал пальцем в небо. – Разве это не дар Божий? Не двусмысленный знак Божественного благословения? – Волк встал напротив отца Элии и посмотрел ему прямо в глаза.
Саркастическая улыбка подернула потрескавшиеся губы старика.
– Тогда ты не знаешь, на что способен сатана, – ответил он, покачав головой. – Демон одаряет своих слуг чудесными дарами. Они горят своим внутренним светом, он возвышает их до небес, чтобы потом низвергнуть в бездну. Красота, вечная молодость, талант, гений – он всем может одарить несчастного, который продаст ему свою душу. Сегодня Микаэль процитировал целый стих на латыни, тебя это не удивляет?
– Но он прекрасно говорит на пяти языках, – постарался оправдать его Волк.
– Включая древние? – просверлил его взглядом старик. – В него вселился дьявол, – уверенно заявил он.
Волка передернуло от такого приговора.
– Нет, ты ошибаешься, с ним происходит что-то другое, – возразил он. – Микаэль просто слишком много перенес. История с этой девушкой, я уверен, что тебе уже донесли, его слишком встревожила. Ночь в камере, допросы, тревога за свою невесту. Мы не можем сбрасывать со счетов все это.
– Вот именно, не должны недооценивать, – подчеркнул отец Элия. – Знай, ты будешь в ответе за то, что он сделает. Не пытайся скрывать от меня его поведение и возможные болезни, я все равно об этом узнаю.
Затем он открыл ящик своего стола, вынул деревянный крест с фигурой Христа из слоновой кости и благоговейно поцеловал его.
– Мне подарил его наш патриарх много лет назад, в монастыре Святого Иакова в Иерусалиме. Дерево, – прошептал он, слегка поглаживая его дрожащими руками, – взято от Истинного Креста.
– Хвала Всевышнему! – воскликнул Волк, привлеченный не столько распятием, сколько стигматами на ладонях монаха. Он уже слышал об этой истории, которую отец Элия рассказывал всякий раз, как выдавался удобный случай. Благоговение святого отца перед реликвией всегда поражало его. Это была единственная вещь, которая принадлежала монаху за всю его долгую жизнь.
– Хорошо, – сказал он наконец, – я сообщу тебе, если замечу что-то странное в его поведении, но сейчас, прошу, позволь мне проверить, как он себя чувствует.
Отец Элия протянул ему руку с распятием. Волк наклонился и поцеловал его, осенив себя крестным знамением.
– Оно никогда не врет, – напомнил старик, – и поможет нам понять, вселился ли Люцифер в нашего мальчика. И если я прав, тогда мы вместе изгоним его, – завершил он с воодушевлением бесстрашного воина.
«Линка» с человеческим грузом на борту бороздила спокойные воды Берингова моря, направляясь в Певек.
Корабль был в плавании уже три дня, выйдя из Магадана. Три дня Габриэль драил палубы, убирал каюты, мыл мостик и делал все, что ему приказывали, но всегда с низко опущенной головой, чтобы не встретиться взглядом со Львом. Ненависть к нему, конечно, не угасла, напротив, разгоралась с каждой минутой все больше, так что он даже не мог спать, он был одержим Львом, чувствовал его присутствие повсюду.
Солнце садилось за почти оголенным полуостровом Камчатка. Это было время года, когда закаты наступали поздно и все вокруг ненадолго погружалось в сумерки. Через некоторое время заключенные должны были разойтись по своим местам в трюме, а пока заканчивали работу, убирая ведра, швабры и тряпки. Это были живые трупы с опущенными плечами, слабыми ногами, затрудненным дыханием. Они мечтали только о том, чтобы свернуться калачиком на своих соломенных тюфяках. На следующее утро некоторых из них недосчитаются: по ночам непременно кто-то умирал. Но Габриэля не было среди умерших. Еще не было. Жажда мести привязывала его к жизни, пока не свершится правосудие.
Шуму двигателей не удавалось перекрыть голос его врага. Габриэль хорошо слышал этот грубый голос и, не выдержав, поднял голову. Лев разговаривал с двумя другими охранниками и курил самокрутку, облокотившись на шлюпку.
– Это последний рейс, – говорил он, – потом мне дадут отпуск на два месяца.
– Что так? – спросил охранник с закрученными вверх усами.
– Знакомства есть.
– Проклятье! – пошутил усатый.
– Ну, на самом деле есть причина, – уточнил Лев. – Я собираюсь жениться на моей милашке. Вам кажется, что я пропустил бы свою свадьбу?
– Вот сукин сын, – снова вмешался усатый.
– Поздравляю! – воскликнул второй.
Они похлопали его по плечам и громко засмеялись.
Габриэля выворачивало. Наблюдаемая сцена привела его в бешенство, у него непроизвольно застучали зубы. Если б только представился удобный случай, если б только он смог наконец-то отомстить…
Неожиданно судно вздрогнуло. От оглушительного взрыва Габриэль, Лев и его товарищи потеряли равновесие. В следующее мгновение экипаж, охранники и заключенные забегали в панике по палубе.
– Пожар! На судне пожар! – кричал человек, выскочивший из машинного отделения. У него слезились глаза, лицо было покрыто сажей, волосы растрепаны. Он был не в состоянии что-либо объяснить, потому что беспрерывно кашлял и отплевывал черную слизь.
Завыла сирена. Казалось, будто это страдальческий стон застрявшего на мели кита.
Второй взрыв, еще более сильный, расколол судно, и палубу охватило пламя, поглотившее все вокруг. Металл плавился, балки крепления прогибались, вся конструкция рушилась. Люди, обезумев, метались, но спастись от огня было невозможно. Большинство из них уже горели, другие были ранены. Немногие оставшиеся невредимыми пытались спастись: кто-то в наивной надежде бросался в ледяные воды Берингова моря.
Сквозь языки пламени Габриэль увидел, как Лев в ужасе пытается спустить на воду шлюпку, и решил, что это тот самый момент, которого он ждал. «Теперь или никогда», – сказал он себе и прыгнул на него. От неожиданности Лев, вместо того чтобы попытаться выстрелить, казалось, хотел попросить его помочь спустить чертову шлюпку. И спастись вместе.
Но он ошибся. Габриэль, охваченный необоримой яростью, схватил его за горло и вонзил в него зубы, вплоть до того, что вырвал кусок мяса и почувствовал, как кровь хлынула ему в рот. Тогда он отпрянул, чтобы рассмотреть его получше. Лев хрипел в агонии и смотрел на него, ошеломленный, понимая, что ему пришел конец. Тогда Габриэль схватил его голову двумя руками и прижал к себе в неосознанном порыве, может быть, от отчаяния, затем резко ударил ее о палубу, еще и еще раз, пока не разбил. Вот теперь все было кончено. Нина была отомщена.