Габриэль будто избавился от приступа неистового возбуждения. Он отпустил голову своего врага, и тут его передернуло от отвращения. Он задрожал и отчаянно заплакал. Как он мог совершить такое?! Его праведный гнев превратился в исступление убийцы, слепое и непреодолимое, которое заставило его совершить ужасающий поступок. В его голове молнией пронеслась мысль о прошлом, о сладостном детстве, не таком уж и далеком, о невозвратно потерянной невинности, и осознание того, чем он стал, пронзило его сердце, как кинжалом. Он посмотрел на безжизненное тело смотрителя, в его распахнутые глаза, на горло и грудь, испачканные кровью, и в одно мгновение почувствовал на себе печать Божьей кары, той, что была возложена на Каина, убийцу брата: «Проклят и изгнан будешь на земле!»
Потом он лег рядом со Львом, всхлипывая, а языки пламени уже лизали его. В отчаянии решил он умереть, сгореть в этом огне, и остался на раскаленной палубе, как принесенная на заклание жертва.
На вапоретто, который с острова Святого Лазаря перевозил их в Венецию, Микаэлю казалось, что он весь горит. Это ощущение мало-помалу усиливалось, будто он сидел на вязанке горящих дров. Его охватили испуг и желание бежать. Он молча поднялся со скамейки и легким прыжком вскочил на фальшборт вапоретто, сохраняя слабое равновесие. Над лагуной сгущались сумерки.
На какое-то мгновение ему показалось, что он находится в том месте, которое ребенком часто видел в повторяющемся сне, – берег бухты, где он играл со своим вымышленным другом.
Падение было быстрым, ни у кого не было времени остановить его.
Контакт с водой погасил жжение кожи, но не пламя, которое пылало у него в сердце.
– Микаэль, нет! – закричал Волк, слишком поздно поняв его намерения.
19
– Как поживаешь?
Микаэль кивнул.
– Лучше?
– Да, – ответил он слабым голосом.
Волк, сидевший рядом с кроватью в келье, поправил ему одеяло.
– Хочешь чаю?
– Не сейчас, спасибо.
– Тебя слишком сильно рвало, тебе нужно восполнить запасы жидкости в организме. – Он взял старый чугунный чайник и наполнил чашку. – Ну-ка, приподнимись.
Юноша послушался, хотя и с трудом.
Волк приподнял подушку и устроил ее повыше под головой, затем поставил чашку на столик.
– Он не слишком горячий, можешь пить.
Микаэль сделал несколько глотков. Руки его слегка дрожали.
– Почему вы так на меня смотрите? – спросил он учителя.
– Я обеспокоен.
Слабая улыбка коснулась губ юноши.
– Я же не умираю. – У него были покрасневшие глаза, волосы были зачесаны назад, за исключением одной непослушной пряди, ниспадающей на лоб. – Эмиль еще здесь?
– Нет, они все вернулись в колледж. Здесь только ты и я.
Близилась полночь. Волк терпеливо ждал, когда мальчик проснется, и с розарием в руках читал свои молитвы.
– Зачем ты сделал это, Микаэль? – спросил он без обиняков.
Юноша отвернулся.
– Ты не хочешь мне сказать? – спросил Волк разочарованно.
– Я бы сказал, если бы вы меня выслушали, если… – он прервался и посмотрел учителю в глаза, – если бы вы поклялись, что попытаетесь понять.
Волк приблизился к нему, подвинув стул.
– Откройся мне, и я обещаю, что не оставлю тебя.
– Вы не понимаете: мне не нужны союзники, я не на войне и, более того, вовсе не испытываю необходимости оправдываться. То, чего мне не хватает, – это чтобы кто-то выслушал меня, не осуждая, – сказал он резко, с досадой и злостью, которую не мог больше сдерживать. – Если я нахожусь в этом состоянии, то, боюсь, тут не только моя вина. Мы все ошибались: и я, и вы, и весь колледж. Если бы вы дали мне понять, что готовы помочь, то я рассказал бы вам о моей Голгофе.
– Голгофе?
– О неописуемых страданиях.
– По какой причине?
Микаэль пожал плечами.
– И как давно это продолжается?
Юноша не ответил.
– Как давно, Микаэль?
– Давно, еще с тех пор, как я был ребенком, но хуже стало только сейчас, в колледже, – уточнил он с ненавистью.
– Ты кому-нибудь говорил об этом, может, Эмилю?
– Я попытался однажды вечером, пока мы болтали, лежа в постелях.
– А он?
– Захрапел еще до того, как я закончил объяснять, что со мной происходит.
– Кому-нибудь другому?
– Франческе, но я только намекнул на видение.
– Видение?
Микаэль кивнул.
– Как это было? – прошептал Волк.
Впервые юноша услышал в его голосе искренний интерес любящего человека.
– На самом деле очень просто: в какие-то моменты мне кажется, что я живу жизнью другого человека.
– Ты знаешь, кто он?
Микаэль вздохнул.
– Нет. Это молодой человек, который очень похож на меня. И один раз мне приснилось, что он говорил, будто он мой брат, но у меня, как вы знаете, нет братьев.
– А почему тогда тебе так больно? – спросил его Волк.
– Потому что жизнь этого другого человека – сплошное мучение. И она открывается мне внезапно, как секретный ход, через который я попадаю в его мир и там вынужден наблюдать за его мучениями и чувствовать его боль.
Он посмотрел в глаза Волку, решив прерваться, как только заметит в нем малейший признак недоверия. Но учитель слегка качал головой и, казалось, серьезно обдумывал то, что юноша ему только что рассказал.
– Что заставило тебя броситься в воду? – спросил он тихо.
– Тот другой горел заживо, и я с ним.
Волк был решительно в замешательстве.
– На корабле, на котором он плыл, начался пожар, но он не хотел спастись. Он хотел умереть, сгорев заживо.
– Не понимаю…
Неожиданно Микаэль заплакал.
– Он убил человека! Убил и сам хотел покончить с собой!
– И тогда ты бросился в море, от отчаяния?
Микаэль поднял полные слез глаза.
– Нет. Я хотел, чтобы он последовал за мной, хотел придать ему силы, хотел спасти его. Я не мог просто смотреть, как он умирает.
Он замолчал, в келье наступила тишина.
– Если бы он умер, я умер бы вместе с ним, – заявил он спустя некоторое время так искренне, что Волка пробрал озноб.
Чуть позже Микаэль снова уснул, и Волк остался охранять его сон, как ангел-хранитель, прекрасно понимая, какой шок пережил мальчик.
Пока монах ходил взад-вперед по келье, в его памяти снова и снова всплывали эти драматические моменты.
