– Я хочу вот эту, – сказал мужчина, показав на розу, украшавшую ее прическу.
Роз, занятая поисками самого красного цветка, неправильно поняла его требование.
– Возьми, она твоя, – согласилась она.
Мужчина запустил всю пятерню в ее волосы. Роз отпрянула и подняла руки к голове.
– Что ты делаешь? – воскликнула она, испепеляя его взглядом.
– Эта роза моя, – настаивал Альберт.
– Она не продается, – упрямо заявила Роз, стараясь всеми силами держать себя в руках.
Мужчина засмеялся издевательски.
– Ты слышал, Эдвард? – обратился он к журналисту. – В мире, оказывается, есть цветы, которые нельзя купить.
– Дорогой, перестань, – вмешалась его жена.
Альберт заставил ее замолчать, закрыв ей рот рукой.
– Сколько ты хочешь за эту розу? – Он встал, покачиваясь, от него сильно пахло алкоголем. – Пятьдесят? Семьдесят?
Роз была невозмутима.
– Ладно, тогда сто тысяч для колледжа, – сказал он. – Господа, послушайте меня все, я жертвую сто тысяч долларов этой старой вонючей школе в Венеции, – заорал он, глядя налившимися кровью глазами на гостей, которые слушали его, не веря своим ушам и в полной растерянности. Потом он приблизился к Роз и зашипел ей в ухо: – Теперь я могу взять этот паршивый цветок у тебя на голове?
Роз сжала зубы, чуть не взорвавшись, но сдержалась и, скрыв негодование за доброжелательной улыбкой, сказала:
– Ну конечно, Альберт.
Она наклонила голову и позволила ему снять цветок со своей прически. Освобожденные от заколки волосы рассыпались у нее по плечам. Выпрямившись и отбросив непослушные пряди, она поймала суровый взгляд Микаэля, который дрожал, и это было заметно даже на расстоянии, от отвращения и гнева.
Он встал и быстро пошел к лестнице портика, ведущей в дом. Взбежав по ней, перепрыгивая через ступеньку, он скрылся в холле.
Микаэль прошел по длинному коридору и остановился в небольшой полутемной гостиной, освещенной только рассеянным светом от лампы с абажуром. Ему казалось, что он задыхается, ком в горле не давал нормально вздохнуть. Он поискал в кармане и взял из коробочки две таблетки, которые проглотил не запивая. «Пройдет», – сказал он сам себе.
В тишине комнаты ему почудились вздохи. Он присмотрелся и увидел силуэт на маленьком диване. Он осторожно приблизился и понял, что это был ребенок. На нем была пижама с Винни-Пухом, голые ножки торчали под подлокотником, лицо было повернуто к спинке дивана.
– Привет, – шепнул ему Микаэль.
Малыш вздрогнул.
– Все хорошо?
Не получив ответа, он сел рядом. Он узнал малыша, это был Торос, младший сын Роз. Он познакомился с ним и его братом в начале вечера, но тогда мальчик был элегантно одет, даже с бабочкой.
– Что-то не так? – спросил Микаэль.
Торос покачал головой.
– Мне тоже грустно, – признался ему Микаэль.
Мальчик повернулся и приподнял голову. Он смотрел на него некоторое время и наконец решил, что этому мужчине с длинными седыми волосами можно доверять. Он сменил положение и свернулся на диване калачиком, как щенок.
– А ты почему грустишь? – спросил малыш, размазывая слезы по щеке.
– Потому что я хотел бы, чтобы мир был другим.
– Я тоже, – пробормотал Торос.
– То есть?
– Без злых людей.
– Ты уже познакомился с кем-то из них?
Мальчик кивнул, нахмурившись.
– Кто они?
Торос пожал плечами.
– Тот толстый пьяный тип, который лапал маму своими ручищами.
– Ты видел?
– Да, из своей комнаты. Я был в кровати, когда услышал, как кто-то кричит.
Микаэль грустно улыбнулся и погладил мальчика по головке. Ему было жаль, что этот инцидент обеспокоил ребенка. Дети должны расти в надежном мире, без проявлений мелочности и духовного убожества в поведении взрослых, где никто и ничто не могло бы потревожить их хрупкую душу.
Чистая утопия!
– Тот человек кричал, чтобы его слышали все гости, – солгал он и тут же пожалел об этом.
Торос сел, пытаясь повторить позу Микаэля, со свесившимися ногами.
– Я видел, как мама разозлилась, я ее понимаю.
– Может быть, мама просто устала, – сделал попытку Микаэль. – Знаешь, подготовка к приему и все такое прочее.
– Да, – сказал малыш с сомнением.
– По-моему, ты сейчас должен вернуться в кровать, а завтра утром, вот увидишь, все пройдет. Что ты на это скажешь?
Торос кивнул.
– А ты что будешь делать? Ляжешь спать здесь?
– Нет, я скоро уеду.
– О’кей! – мальчик спрыгнул с дивана и улыбнулся. – Пока, Микаэль.
– Пока.
Он нехотя побрел, шлепая босыми ногами по старинному паркету.
– Торосик, – позвал его Микаэль.
– Да, – ответил тот, обернувшись.
– Мне нужно в туалет, где здесь?..
– Есть один в холле. А, нет! – воскликнул мальчик, сменив направление. – Есть еще один, гораздо ближе, под лестницей.
Микаэль поднял большой палец и, как только мальчик исчез за дверью, направился в ту сторону, которую тот указал, потом спустился по лестнице, ведущей в полуподвал. И пока он спускался, ему вдруг почудилось, что он стоит на пороге чего-то важного, что чары вот-вот рассеются и тайна, до сих пор остававшаяся нераскрытой, теперь прояснится.
Внизу он увидел большой книжный шкаф, освещенный бронзовой настольной лампой. На полках стояло множество книг, старинных и новых, и большое количество всяких безделушек, побрякушек разного типа, сувениров, привезенных из поездок, и среди них комболои
[78] из янтаря, греческий розарий
[79], который праздные посетители кафе любят теребить, чтобы убить время.
Потом на более широкой полке он заметил фотографии.
Лампа высвечивала как раз одну из серебряных рамок. Может быть, поэтому, или из-за трещины на стекле, или просто потому, что так было угодно судьбе, Микаэль протянул руку и взял фотографию, чтобы рассмотреть ее поближе.
На ней была изображена счастливая девочка в объятиях подростка, который целовал ее в щеку, прижав к себе, будто хотел защитить от всех и вся.
Девочкой наверняка была Роз, тот же разрез глаз, нос, та же щербинка между зубов. Но кто был подросток, этот юноша, который с таким обожанием обнимал девочку? Микаэлю показалось, что у него потемнело в глазах, он несколько раз моргнул, провел рукой по глазам, снова посмотрел на фотографию… и ничего не понял. Почему этот юноша был как две капли воды похож на него, когда ему было столько же лет: черты лица, телосложение, мимика? Микаэль хорошо помнил свои фотографии в семейном альбоме и не сомневался в этой невероятной схожести.
