Но камень больше не казался мутным. Он стал прозрачным и сиял, как огромный сапфир!
Повинуясь не оформившейся полностью мысли о том, что новая загадка как-то связана с перемещающимися по кораблю игрушками, Кентон взял накидку и набросил ее на плечи. Держа меч в руке, он открыл дальнюю дверь, затем запер ее за собой и, подойдя к покрову, накинутому на корабль, отбросил его в сторону.
И тут же отпрянул, чувствуя, как заколотилось сердце.
Теперь на палубе остались всего две фигурки – барабанщик, упавший на черную половину, сжимающий голову руками, и девушка на белой половине, перегнувшаяся через борт и смотрящая на гребцов!
Кентон выключил свет и замер в ожидании.
Проходили минуты. С улицы сквозь занавески на окнах проникал свет, бросая отблески на корпус корабля. Слышались приглушенные звуки автомобильного движения, подчеркиваемые гудением клаксонов и кашлем автомобильных глушителей, – знакомый голос Нью-Йорка.
Что это за свечение окутало корабль? И куда делись звуки машин?
Комната наполнялась тишиной, как вода наполняет сосуд. И вот тишину нарушил звук – шум волн, мерный, мягкий. Звук лег на его веки, наполняя их сном, смежая их. Кентон с усилием приоткрыл глаза.
Перед ним простирался густой туман. Внутри этого тумана находился корабль: весла неподвижны, парус наполовину наполнен ветром. Острый нос рассекает бирюзовые волны с барашками гребней.
Приближающееся море поглотило половину комнаты. Та ее часть, в которой он стоял, была на много футов выше волн. Палуба корабля оказалась на уровне его ног.
Корабль подплывал ближе. Кентон удивился, что не слышит ни завываний ветра, ни грохота бури. Ни звука, кроме мерного рокота волн.
Отступая, он почувствовал, как уперся спиной в противоположную стену. Перед ним был скрытый туманом мир, и корабль находился в его центре.
Кентон прыгнул прямо на палубу.
И тогда на него обрушились ветры, визжа и воя, и вновь он слышал их, но не чувствовал. И вдруг грохот прекратился.
Ноги Кентона коснулись твердой поверхности.
Он стоял на палубе из слоновой кости лицом к розовой каюте, где на ветвях небольших деревьев сидели воркующие голуби с алыми клювами и лапами цвета киновари. Между ним и дверью каюты стояла девушка, и в ее ясных карих глазах светилось удивление и такое же неверие, которое он заметил в глазах Шарейн, когда она впервые увидела его у подножия изумрудной мачты.
– Вы господин Набу, что явился из ниоткуда в плаще мудрости, на коем вьются его змеи? – прошептала она. – Нет, не может того быть, ибо Набу очень стар, вы же молоды. Вы его вестник?
Она опустилась на колени, сложив руки на лбу ладонями наружу, затем вскочила и подбежала к двери каюты.
– Кадишту! – Она толкнула дверь обеими руками. – Святая! Вестник от Набу!
Дверь каюты тут же открылась. На пороге стояла женщина, названная Шарейн. Ее взгляд скользнул по нему и метнулся к черной палубе. Кентон обернулся в том направлении. Там лежал барабанщик – казалось, он спал.
– Осторожнее, Саталу! – прошептала Шарейн девушке. Взяв Кентона за руку, она потянула его за собой в дверной проем. Внутри находились две девушки, они тут же уставились на него. Она вытолкнула их из каюты.
– Вон! – прошептала Шарейн. – Наружу, и наблюдайте вместе с Саталу.
Они выскользнули прочь. Шарейн подошла к двери, заперла ее на засов и повернулась, прислонившись к ней спиной, затем медленно приблизилась к Кентону. Протянув к нему тонкие пальцы, она коснулась его глаз, его губ, его сердца – будто хотела убедиться, что он настоящий. Она взяла его ладони в свои, наклонилась и прижалась лбом к его запястьям, оплетя их своими волосами. Ее прикосновение разбудило в Кентоне страсть – яркую, пламенную. Ее волосы были сетью, в которую устремилось его сердце, желающее быть пойманным.
Успокоив себя, он отнял руки, сопротивляясь этой тяге.
Она подняла голову, окинув его внимательным взглядом.
– Что хочет сообщить мне Владыка Набу? – Ее голос, сладкий, дразнящий, потряс Кентона. – Каковы его слова, предназначенные мне, посланник? Бесспорно, послушаю я вас, ибо в прозрении своем Властитель Мудрости разве не направил к нам того, чьи речи слушать не… тягостно?
В ее голосе звучало кокетство, а глаза ее, обращенные на него, задорно блеснули.
Чувствуя себя в ее присутствии растерянным, Кентон пытался подобрать слова для ответа. Чтобы выиграть время, он окинул каюту взглядом. В дальнем углу комнаты стоял алтарь. Он был усыпан сверкающими камнями: жемчужинами, бледными лунными камнями и мутным хрусталем. Из семи хрустальных чаш, стоявших перед ним, поднималось серебристое пламя. За алтарем была ниша, но языки пламени не позволяли увидеть, что находится внутри. Возникало чувство, что в глубине этой скрытой огнями ниши есть что-то живое.
С противоположной стороны стоял низкий широкий диван из слоновой кости, украшенный хрусталем и золотыми арабесками. На стенах висели шелковые гобелены, красочные, с вышитыми на них цветами. На полу лежал мягкий шелковый ковер и множество подушек. Сзади и слева были распахнуты два широких низких окна, через них в каюту проникал серебристый свет.
В одно из окон влетела птица и уселась на подоконник – белоснежная птица с алым клювом и лапами. Она посмотрела на Кентона, почистила перышки, курлыкнула и улетела.
Он почувствовал прикосновение мягких рук. Лицо Шарейн было рядом с его лицом, в ее взгляде сквозило сомнение.
– Ведь ты явился от Набу? – спросила она, но он все еще не знал, как ей ответить. – Вестником ты должен быть, иначе… Как смог ты подняться на борт корабля Иштар? И ты носишь накидку Набу… И его меч… Много их видела я у его алтаря в Уруке
[45]… И я так устала от этого корабля, – прошептала она. – Я хочу вновь попасть в Вавилон! О боги, я так скучаю по Вавилону!
И тут Кентон понял, что нужно сказать.
– Шарейн, – решительно начал он. – Я действительно принес тебе весть. Это истина, а наш господин Набу – Владыка Истины, потому это послание от него. Но прежде чем я передам его, ответь, что это за корабль?
Она окинула его взглядом – долгим, изучающим.
– Странны пути богов, – наконец вздохнула женщина. – Их сложно понять. Тем не менее я подчиняюсь.
Часть 2
Глава 4
Грех Царпанит
Она опустилась на диван, пригласив его сесть рядом, и положила ладонь Кентону на сердце. Оно рванулось из груди навстречу ее прикосновению – женщина заметила это и слегка отстранилась, улыбаясь, глядя на него сквозь опущенные ресницы. Она поджала обутые в сандалии ноги и стиснула коленями руки со сплетенными пальцами. Когда она заговорила, ее голос был приглушенным, ровным.
