Под мерный гул хора жрец Бела начал читать:
– О милосерднейший из богов! О могущественнейший из богов! Бел-Меродах, царь небес и миров! Небеса и земли принадлежат тебе! Вдохновитель жизни есть ты! Твой дом готов для тебя! Мы молимся и ждем.
Кентон услышал дрожащий шепот:
– Я молюсь и жду!
Голос Шарейн! Золотистый голос Шарейн, от которого его нервы зазвенели, как туго натянутые струны арфы от прикосновения мириад нежных пальцев!
Вновь заговорил жрец Бела:
– О прародитель! О тот, что породил себя сам! О прекрасный, что дарует жизнь младенцу! О милосердный, что дарует жизнь мертвецу! Ты царь Эзиды! Владыка Эмактилы! Обитель Царя Небес – дом твой! Обитель Повелителя Миров – дом твой! Мы молимся и ждем тебя!
И опять дрожащий голос Шарейн произнес:
– Я молюсь и жду тебя!
Жрец продолжил:
– Владыка Безмолвного Оружия! Взгляни благосклонно на дом свой, о Владыка Отдохновения! Да подарит Эзида тебе мир в доме твоем! Да подарит Эмактила отдохновение тебе в доме твоем! Мы молимся и ждем тебя!
И вновь Шарейн:
– Я молюсь и жду тебя!
Теперь Кентон увидел, что в жестах жреца над алтарем сквозит вызов. Он повернулся, глядя на Шарейн. Его голос звучал громко, торжественно:
– Полно отрады владычество твое! Открываешь ты двери утра! Открываешь ты двери вечера! Открыть двери небес во власти твоей! Я молюсь и жду тебя!
С первыми словами песнопение жрецов прекратилось. Кентон видел, как они неуверенно переглядываются, видел, как колеблются ряды коленопреклоненных солдат и простых людей, как те поднимают головы, переговариваются с беспокойством.
– Этого не было в ритуале, – пробормотал коленопреклоненный ассириец.
– Чего не было в ритуале? – спросил перс.
Женщина ответила ему:
– Последних слов священника. Это не молитва Белу. Эти слова обращены к Владычице Иштар!
– Да! – прошептал юноша. – Да, он тоже знает! Она и есть Иштар!
– Вы видели, как химеры выпустили когти? – всхлипнула женщина с ребенком. – Я боюсь. Я боюсь, а это плохо для моего молока. Свет на алтаре – будто пролитая кровь!
И ассириец добавил:
– Мне это не нравится! Это не ритуал Бела! И буря приближается!
Нарада резко поднялась. Ее служанки прильнули к барабанам и арфам, поднесли к губам флейты. Мягкая, нежная мелодия полилась из них, напоминающая биение крыльев множества голубей, хлопки множества нежных маленьких ручек, стук множества маленьких розовых сердечек. В такт музыке тело Нарады извивалось, как зеленый тростник под дуновением весеннего ветра. Толпа воззрилась на нее, замерев, затаив дыхание.
Но Кентон видел, что глаза жреца неотрывно смотрели на Шарейн, будто спящую под вуалями.
Все громче звучала музыка, все быстрее, со страстью и жаром самума. И в такт, будто ее тело впитало каждую ноту и обратило ее движение, Нарада принялась танцевать. В ее глазах цвета полуночи, что были раньше столь печальны, вспыхнули звездочки радости. Ее алый рот обещал неизведанные наслаждения, а рой золотистых бабочек в гагатовой паутине взмыл в воздух, обвивая ее тело, лаская жемчужную и розовую плоть, будто волшебный цветок. Стайки золотистых бабочек устремлялись к ней, покрывая поцелуями, сияя среди призрачной сети, окутывавшей ее, но не скрывавшей изгибов ее стана.
Все сильнее затягивали, заставляя забыть обо всем, музыка и танец, и в танце и музыке Кентон видел, как сливаются в экстазе звезды и солнце, как округляется чрево луны, суля новую жизнь.
Музыка замедлилась, затихла. Танцовщица замерла, и по толпе пронесся тихий вздох. Кентон услышал хриплый голос Зубрана:
– Кто эта танцовщица? Она будто пламя! Будто пламя, пляшущее перед Ормуздом на алтаре Десяти Тысяч Жертв.
Женщина отозвалась ревниво:
– Этим танцем Иштар взывает к Белу. Она много раз уже танцевала так. Ничего нового.
– Он спросил, кто она, – злобно произнес фригиец.
– Боги! Говорю вам, нет ничего в этом танце, – выплюнула женщина. – Его исполняли многие.
– Это Нарада. Она принадлежит Белу, – сказал ассириец.
– Неужто все красивые девушки в этих краях принадлежат Белу? – гневно вопросил перс. – Клянусь девятью преисподними, царь Кир отдал бы десять талантов золота за нее!
– Тише! – прошипел ассириец, и остальные двое вторили ему: – Тише!
Нарада вновь начала танцевать. Музыка зазвучала громче. Но теперь она была тягучей и сладкой, вобравшей в себя саму суть страсти.
Кровь застучала в жилах Кентона.
– Этим танцем Иштар отдается Белу, – хмуро сказал ассириец.
Перс встал.
– Айе! – вскричал он. – Кир отдал бы за нее пятьдесят талантов золота! Она подобна пламени! – Голос Зубрана был сдавленным. – И если она принадлежит Белу, почему так смотрит на жреца?
Его слова заглушил рев толпы. Солдаты и паломники не сводили глаз с танцовщицы.
Как и Кентон!
Затем чары спали, и, злясь на себя, Кентон бросился телом на камень. Ибо пелена неподвижности спала с Шарейн. Ее белоснежная рука коснулась пурпурных складок вуали. Она повернулась и быстро направилась в сторону тайного прохода, из которого явилась.
Танцовщица замерла. Музыка затихла. Вновь по толпе пробежало движение, возрастающий гомон.
– Этого не было в ритуале! – Ассириец вскочил. – Танец не окончен!
Над головами прогремел раскат грома.
– Ей не терпится повидаться с богом, – цинично заявила женщина.
– Она есть Иштар! Она луна, которая прячется за облачком! – Юноша шагнул вперед – к солдатам, охраняющим жрицу.
Дерзкая женщина поднялась за ним, поймала его за руку и сказала солдатам:
– Он безумен! Он живет в моем доме. Не трогайте его! Я отведу его домой!
Но юноша вырвался, оттолкнув ее в сторону. Он рванулся вперед сквозь охрану, побежал через двор навстречу жрице. Он бросился к ее ногам, зарылся лицом в подол ее накидки.
Жрица замерла, глядя на юношу сквозь вуаль. В мгновение ока жрец Бела оказался рядом. Ногой он ударил юношу в лицо, отбрасывая его на ярд в сторону.
– Хо! Алрак! Друхар! Заберите этого человека! – крикнул он.
Два офицера, вынув мечи, подбежали к юноше. Жрецы принялись перешептываться. Толпа затаила дыхание. Юноша изогнулся, вскочил на ноги напротив жрицы.
– Иштар! – вскричал он. – Покажи мне свое лицо. Затем позволь мне умереть!
Она стояла молча, будто не видела и не слышала. Офицеры схватили юношу, заломили его руки. Но затем мышцы юноши наполнились силой. Он вырвался из хватки воинов и ударил жреца Бела промеж глаз, а затем вцепился в вуаль жрицы.
