Из полной ароматов комнаты ввысь вела лестница, меняющая цвет с жемчужного на золотой. И, пройдя ее, Кентон оказался в комнате, сияющей так, будто она была центром солнца. Все быстрее и быстрее шел жрец Бела, поскольку именно в этой комнате жил тот, кто пугал его сильнее всех.
– Дом Бела! – прозвенел голос. – Бела-Меродаха! Правителя четырех краев земли, Владыки Земель! Сына Дня! Могущественного! Семижильного! Могучего! Победителя Тиамат! Владыки Игиги! Царя Небес и Земли! Создателя совершенств! Любовника Иштар! Бел-Меродаха, чей дом – седьмой из святилищ, чей цвет – золотой! Быстро идет он сквозь Дом Бела! Алтари Бела из золота и сияют, как солнце! На них горит золотое пламя летних молний, и дым благовоний висит над ними, как грозовые облака! Химеры, чьи тела львиные, а головы орлиные, и химеры, чьи тела бычьи, а головы человечьи, охраняют золотые алтари Бела, и есть у них могучие крылья! И алтари Бела покоятся на бивнях слонов, и на шеях быков, и в лапах львов! Он идет мимо них! Он видит, как сверкает пламя молнии, как трясутся алтари! В его ушах – грохот миров, сокрушаемых кулаком Бела! Но он проходит! Ибо услышь! Даже мощь бога не в силах сокрушить страсть человеческую!
Голос умолк, ушел в ту даль, из которой раздавался. Кентон понял, что больше этот голос не зазвучит для него, что далее ему придется полагаться лишь на свою силу и разум, искать собственный путь.
Сбоку Кентон увидел квадратную подпорку шириной в пятьдесят футов или больше. Она поднималась ввысь в этом храме внутри храма, как опора моста, и вершины ее Кентон не мог разглядеть. На ее поверхности Кентон увидел сияние золота и сперва подумал, что это орнамент, символ молнии Бела. Следуя за жрецом, он подошел ближе. И теперь Кентон разглядел, что это не орнамент, а лестница, изготовленная в виде молнии. Прижимаясь к поверхности опоры, лестница круто уходила вверх, но… куда?
У подножия лестницы жрец Бела остановился. Он в первый раз обернулся, едва не отпрянув. А затем с тем же вызовом, с которым отвернулся от алтаря, он принялся осторожно подниматься по ступенькам. И Кентон, вновь дождавшись, пока его силуэт не скроет туман, последовал за ним.
Глава 25
В Обители Бела
Разразилась буря. Поднимаясь, Кентон слышал, как грохочет гром: будто столкновение щитов, будто литавры, будто удары миллионов медных гонгов. Грохот становился все громче по мере того, как он поднимался, смешиваясь с завыванием могучих ветров, со стаккато падающего дождя.
Лестница вилась вокруг опоры, как лоза вокруг башни. Она была неширокой – по ней могли пройти в ряд не более трех человек – и шла все вверх и вверх. Пять крутых пролетов по сорок ступеней и четыре пролета по пятнадцать ступеней преодолел он, прежде чем достиг вершины.
Поручнем служила лишь золотая веревка, поддерживаемая столбами на расстоянии пяти футов друг от друга.
Они поднялись так высоко, что, когда Кентон посмотрел вниз, Дом Бела был скрыт золотистым туманом, – будто он смотрел с высокой горы на долину, едва освещенную лучами восходящего солнца.
Лестница заканчивалась площадкой десяти футов в длину и шести в ширину. Из нее вел проход – узкий проем, в который могли пройти бок о бок двое. Проход вел в скрытое туманом пространство внутреннего святилища. Эта комната располагалась на вершине гигантской опоры.
Один человек мог обороняться на вершине этой лестницы против сотен. Проход был закрыт золотыми занавесями, такими же, как проход в серебряный Дом Бога Луны. Невольно Кентон отшатнулся, вспомнив, что он увидел, когда раздвинул занавеси в прошлый раз.
Преодолев страх, он отодвинул угол занавесей в сторону.
За ними была четырехугольная комната примерно в тридцать квадратных футов, освещаемая радужными молниями, подобными павлиньим хвостам. Место для услад, где ждала любовь Кентона, одурманенная сном.
Он увидел жреца, прижимающегося к дальней стене, поглощенного созерцанием женщины в белых вуалях, которая стояла, раскинув руки, у окна в правом углу комнаты. Окно было закрыто хрустальной панелью, в которую били дождь и ветер.
Сотнями оттенков радужного пламени молнии освещали изображения возлюбленных Бела, вышитые на драпировках на стенах.
В комнате был стол с двумя золотыми стульями и массивный диван из слоновой кости. У дивана стояли широкая жаровня и курильница в форме песочных часов. Над жаровней поднималось желтое пламя. На столе виднелись лепешки шафранного цвета, лежавшие на тарелках из желтого янтаря, и золотые графины, наполненные вином. На стенах висели лампы, и под каждой лампой был сосуд с маслом.
Кентон замер, выжидая. Опасность сгущалась вокруг него грозовой тучей, и Кланет наблюдал за всем сквозь свой чародейский котел. Потому Кентон ждал, понимая, что должен понять сон Шарейн, принять во внимание ту фантазию, в которую погружен ее разум, прежде чем разбудить ее. Так сказал ему синий жрец.
До Кентона донесся голос Шарейн:
– Кто видел взмахи его крыльев? Кто слышал звук его шагов, что подобен грохоту многих колесниц, отправляющихся в битву? Есть ли женщина, которая глядела ему в глаза?
Небо прорезала молния, грянул гром – казалось, он прогремел внутри самой комнаты. Едва его взгляд прояснился, Кентон увидел Шарейн, закрывшую глаза руками, отпрянувшую от окна.
А перед окном стояла фигура, огромная, сияющая, одетая в сверкающее золото – фигура бога!
Сам Бел-Меродах, спустившийся сюда на крыльях бури, все еще лучащийся молниями!
Так показалось Кентону на секунду, но затем он понял, что это жрец Бела в украденных доспехах своего бога.
Белая фигура, Шарейн, медленно отняла руки от глаз, так же медленно опустила их, воззрившись на сияющую фигуру. Она пошатнулась, опускаясь на колени, но затем гордо встала, глядя в скрытое шлемом лицо своими зелеными глазами, затянутыми пеленой сна.
– Бел! – прошептала она. И снова: – Владыка Бел!
– О прекрасная, – молвил жрец. – Кого ждешь ты?
– Кого же, кроме тебя, Повелитель Молний? – ответила она.
– Но почему ты ждешь меня? – вопросил жрец, не приближаясь.
Кентон, уже готовый прыгнуть вперед и атаковать, замер. Что же было на уме жреца Бела? Из-за чего он медлил?
Шарейн ответила, сбитая с толку, пристыженная:
– Это твой дом, Бел. Разве не должна ждать тебя в нем женщина? Я… Я дочь царя. И я долго ждала тебя!
– Ты красива! – ответил жрец, пожирая ее глазами. – Да… многие люди сказали бы, что ты красива. Но я бог!
– Я была прекраснейшей из принцесс Вавилона. Кто, как не прекраснейшая из всех, должна ждать тебя в твоем доме? А я прекраснейшая из всех… – сказала Шарейн, пребывающая в плену морока.
И вновь ответил ей жрец:
– Принцесса, каково тебе было с теми мужчинами, что находили тебя красивой? Скажи – сражала ли их твоя красота подобно сладостному яду?
